Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011

     Ликует птаха и полощет в горле
отраду лета – где-то здесь, в кустах.
     Сбегаешь ты на берег с крутогорья,
и осыпается песок в следах.
     Вот все примрет – едва лишь платья складкам
упасть у ног, лишь тронуть ветвь руке —
над долгим "и" испуг вспорхнет "и" кратким!
     А я божок приречный в лозняке.

«Ты повторения не требуй…»

     Ты повторения не требуй,
не переспрашивай, люблю ли.
     Сомненье притаилось слепо
и слухом чутким караулит.
     Лишь тот, кто чувства не питает,
пустое ищет уверенье.
     Тогда прозренье опадает
и прорастает подозренье.

«Луну метелью замело —…»

     Луну метелью замело —
и нет предмета волчьих песен,
покой округе обеспечен.
     Пространство прежнее ушло
в себя, и здесь мне не ко сну,
лишь без тебя здесь нету света,
и что мне до того предмета —
метелью замело луну.

«Ночи зимние…»

     Ночи зимние.
     Звезды сквозные.
     Бесконечные острия.
     Не оплачут печали ночные
ни метелица, ни плачея.
     Мир живой и ушедший восходят
с двух сторон их внимающих глаз.
     И обменится жар мой на холод
твой в мирах, совмещающих нас.
     Свечи теплятся здесь, а напротив —
два печальных, два тонких плеча,
неразумною мыслью о плоти
ослепляя и горяча.

«Ночник лучится в потолок…»

     Ночник лучится в потолок,
чернеется окна страница,
и, словно мысль моя, кружится
полуослепший мотылек.
     – Моей бессонницы наперсник,
с какой ты прилетел звезды,
больного образа соперник,
его затмить стремишься ты,
но с наступлением рассвета,
вонзившись, затрепещет нож,
и ты в нездешнем мире где-то
прообраз образа найдешь…
     А день и вовсе недалек,
и солнце тянет луч, раздобрясь.
     Передо мной все тот же образ —
полуослепший мотылек.

«По захоложенному маю…»

     По захоложенному маю,
где рыжим почкам невтерпеж
в зеленую одеться дрожь,
иду и память обнимаю,
и холодею на ветру,
и выстываю, словно печь,
но в памяти есть память рук
с теплом твоих янтарных плеч.
     Иду и прикрываю веки,
тебя за веками держу —
меня, слепого, хлещут ветки,
но я тебя не покажу,
самим собой тебя окутав.
     Обыкновенным притворясь,
иду, с ума схожу, как будто
я вор, укравший в первый раз.
     Иду наедине с тобою,
но вздох уже далече твой:
приду в себя, глаза открою
и не увижу ничего…

«Он мне сказал: ее уж нет…»

     Он мне сказал: ее уж нет.
     А я не мог понять.
     Шел белый снег из тьмы на свет
и все хотел обнять.
     Мне молвила через порог,
что полюбила вдруг.
     Я обернуться к ней не мог.
     Но вот замкнулся круг.
     И нет ее.
     А я живу
и не могу понять,
как смерть посмела синеву
у дней живых отнять.

«Свеченье глаз твоих…»