Автор и герой в эстетическом событии

⁷⁸ Мистика Франциска Ассизского отмечена народной свежестью и бодростью: природа – просветленный и таинственный мир, взывающий к человеческой любви, лукавство бесов бессильно и достойно осмеяния, доктрина о предопределении к погибели души – сатанинский вымысел. Олицетворяя Солнце и Луну, огонь и воду, христианские добродетели и смерть, Франциск обращался к ним, как в сказке, и называл братьями и сестрами; переживание этого братства всех творений божьих, соединяющего мир человека с миром природы, выражено в так называемой «Песни Солнца» – проникновенном лирическом стихотворении на народном языке. В это же братство входит как часть природы «брат Осел» – собственное тело Франциска, сурово внуздываемое по законам аскетизма, но не отвергаемое, не проклинаемое и не презираемое; «брат Осел» – в этом обозначении для тела есть мягкий юмор, который вносит свои коррективы к аскетическому энтузиазму. Это действительно очень далеко от атмосферы неоплатонизма. Оставаясь в русле христианского мировосприятия, Франциск предвосхитил ту потребность в обновлении форм средневековой культуры, которой был поражен итальянский Ренессанс. Отсюда вытекает значение его образа для двух предтеч Ренессанса – живописца Джотто ди Бондоне и поэта Данте Алигьери. Личная преданность памяти Франциска Ассизского была фактом биографии того и другого: Джотто недаром назвал одного из своих сыновей Франциском, одну из своих дочерей Кларой (по имени сподвижницы Франциска), а Данте был, по-видимому францисканцем-терциарием, то есть членом братства мирян при ордене миноритов. Реализм Джотто, нанесший удар средневековой условности, сформировался в работе над циклом фресок из жизни Франциска, изобилующих живыми, красочными эпизодами (роспись Верхней церкви Сан Франческо в Ассизи). Английский писатель Честертон говорит в своем эссе «Джотто и св. Франциск» о положениях христианской веры: «Истины эти воплощались в строгие догмы, подобные строгим и простым, как чертеж, византийским иконам, чья темная ясность радует тех, кто ценит равновесие и строй. В проповедях Франциска и во фресках Джотто эти истины стали народными и живыми, как пантомима. Люди начали разыгрывать их, как пьесу, а не только изображать, как схему… То, о чем я говорю, как нельзя лучше выражает легенда о деревянной кукле, ожившей в руках Франциска, что изображено на одной из фресок Джотто» (пер. Н.Л. Трауберг). Прочувствованную похвалу Франциску Данте вложил в уста Фоме Аквинскому («Рай», XI); многочисленные обращения к его образу рассеяны в других местах «Божественной комедии».

(Прим. С.С. Аверинцева).

⁷⁹ «Рай», XXXI–XXXII. В тексте поэмы нет какого-то определенного места, к которому изолированно, вне связи с контекстом могли бы относиться слова Бахтина; они скорее суммируют общий смысл некоторого ряда высказываний Данте.

⁸⁰ См. прим. 202.

⁸¹ См. прим. 33, 34.

⁸² Ср. о «двойничестве» в связи с анализом Бахтиным «Двойника» Достоевского: Д, 232.

⁸³ См., напр.: Лосский Н.О. Восприятие чужой душевной жизни // Логос. 1914. Т. I. Вып. II.

⁸⁴ В таком духе понимали «вчувствование» Т. Липпе и К. Гроос. Липпе делал акцент на восприятии внешних проявлений другого лица, сопровождающемся инстинктивным подражанием чужой мимике. См. анализ работы: Lipps Th. Das Wissen von fremden Ichen в: Лосский Н.О. Восприятие чужой душевной жизни. С. 195; ср. также: «Другие люди, которых я знаю – только объективированное и соответственно их внешним проявлениям модифицированное многообразное проявление меня самого, многообразное проявление моего ”Я”» (Липпе Т. Эстетика ⁄⁄ Философия в систематическом изложении. СПб., 1909. С. 381). О Гроосе см. прим. 88, 89.

⁸⁵ Полемика Г. Гомперца со Ст. Витасеком по вопросу об эстетическом «представлении чувств» изложена в труде: Гомперц Г. Учение о мировоззрении СПб., 1912. Возражая взгляду, выраженному в статье: Witasek St. Zur psyhologischen Analyse der Aesthetischen Einfuhlung // Zeitschrift fur Physiologic der Sinnesorgane. Bd 25. S. 39 и состоящему в заявлении о специфической отрешенности эстетического «сопереживания» – «кто вчувствует, тот сам не чувствует», – заявляет Витасек, – Гомперц пишет: «Витасек хочет объяснить это фактическое положение посредством допущения, что здесь лишь представляемые чувства», – однако, по Гомперцу понятие «представление чувств» «само по себе очень проблематично» и не «соответствует замыслам художников» (с. 237–238). Разногласия Гомперца и Витасека достаточно тонкого характера, поскольку и Гомперц отнюдь не был сторонником классического «сострадания» «Поэтики» Аристотеля. Он считал, что для эстетических состояний характерна «чисто созерцательная позиция по отношению к чужим чувствам» (там же. С. 236) – «эндопатия», хотя и без «идиопатии» (переживания чужого чувства как своего собственного») и «симпатии», в терминах Гомперца (там же. С. 234). Последние два состояния свойственны, по его мнению, этическому, но не эстетическому отношению.