Автор Исландии

Баурд танцевал с пьяной в стельку медсестрой с грудями-пирамидами. Его очки и капли пота на лбу блестели. Медсестричку я узнал. Дом-с-трубой стоял недалеко от Больницы. Она была совершенно беспардонная девица, порой клала свои груди на пациентов. Так я слышал. И все-таки наверняка это было вранье. Агролом танцевать явно не умел, но галопировал вперед, как лошадь с дохлым всадником, в одной рубашке, с закатанными рукавами. Всегда неприятно видеть людей, занимающих ответственные должности, пьяными в общественных местах. Двое моряков, накачавшихся вином, вместе плясали агрессивный танец щека к щеке на танцполе прямо передо мной. Когда ты сам в тихой гавани, такой шторм выглядит даже красиво. Черноволосая женщина среднего роста взгромоздилась на стул напротив меня, с круговертью черной юбки, явно раздраженная после долгой попойки. Гармонист поднял глаза и послал гитаристу короткую улыбку. Они все были в одинаковых пиджаках не к лицу: темно-красных блейзерах с вышитыми на груди золотыми буквами: «МБ». Вокалист выделялся тем, что носил черную бабочку, в то время как на остальных были галстуки дымного цвета. Я заметил, что Эйвис направляется ко мне. Я поспешно заготовил фразу. Но она прошла мимо раньше, чем мне удалось состряпать мало-мальски толковое высказывание. За ней следовала девушка со стриженым затылком, одетая в синее платье. Сама Эйвис была одета в простую юбку и кофту. У красоты одеяния всегда неброски. Она быстро окинула взглядом танцпол, но меня не заметила. Затем она заняла место у сцены вместе с Синим платьем, и обе встали спиной к плотному певцу-экскаваторщику в бабочке и с усами. Сейчас или никогда! Я поднялся, стараясь удержать бутылки под одеждой в равновесии. Женщина среднего роста схватила меня за рукав и утянула к себе. Сейчас я увидел, что это Гюнна с Высоты. Мокрые от пота пряди приклеились к ее лбу, она что-то нечленораздельно лопотала мне. Кто-то подмигнул мне и громко задал умный вопрос: «Удалось каргу объездить?» Я поднял глаза и увидел, что это Улыбающийся Одуванчик на лугу жизни. Он скрылся в танцующей толпе, а я улучил момент, высвободился от Гюнны и протиснулся к сцене. Они все еще стояли там. Эйвис недовольно смотрела на танец. А ее голова была полна вчерашними событиями. После школы она зашла домой к Гвюдмюнду Доброму, неся под мышкой математический предлог для своего визита. Он жил в Доме Нансена – ядовито-желтой клетушке из рифленого железа на склоне, рядом с Морским домом. Когда Гвюдмюнд открыл ей дверь, он уже заранее густо покраснел: он увидел ее приближение с Пляжной улицы. Увидев его, она тотчас поняла, что ничего у нее не выйдет, но все равно наврала, что не справилась с задачками из домашнего задания, получила чашку безвкусного кофе и села на голубую табуретку у кухонного стола, покрытого пластиковой скатертью, наблюдая, как он варит свое лицо над маленькой плитой «Равха»[135]. Ей предстояло провести здесь четыре невыносимых часа. Он с исключительной тщательностью решал каждую из задач, а ей в глаза посмотрел всего два раза. В первый раз – когда она, просидев там два часа, торопливо спросила:

– Кто хозяин этого дома? Он принадлежит тебе?

– Нет, этот дом построил в 1935 году Гвюдбранд Магнуссон; он тогда был здесь капитаном, а после войны переехал в столицу. А назван этот дом в честь норвежца, которому принадлежала древесина, которая пошла на постройку. Он хотел возвести дом для своей невесты-датчанки, но еще до завершения всех работ утонул. А сейчас этот дом принадлежит Сьёпн Эллевсен. Она телефонистка. А я у нее временно снимаю.

Во второй раз их взгляды встретились, когда она поцеловала его на прощание в маленьких, как у сарая, дверях. Час был уже поздний, и они красиво помолчали один сумеречный миг, а потом она напечатлела ему на губы прощальный поцелуй, но про него нельзя было сказать «только пригубить, но не погубить»: она задержалась у его губ дольше, чем ей было нужно. Она не могла сказать, вправду ли он почувствовал ее язык до того, как она перестала: а ей вдруг втемяшилось прекратить эту попытку как следует поцеловать своего учителя. На нее внезапно обрушилось предупреждение: тогда он останется с ней навсегда. А она не могла так поступить с ним. Она не могла навязать своего ребенка ему, использовать его, как преступники используют людей для обеспечения алиби. Для этого Гвюдмюнд был слишком хорошим. Она попрощалась с ним и направилась домой, неся под мышкой шестнадцать полностью решенных мудреных задачек, но эта самая большая задача так и осталась нерешенной. Он же остался стоять в окне без штор, и лицо у него было как у человека, который может просчитать что угодно, но только не поведение женщины.