Автор Исландии

Мой испанский коллега сказал мне, что лучшее средство от нобелевской депрессии – купить себе фрак. Я его не понимал до тех пор, пока сам не купил фрака. Было что-то приятное в стоянии перед зеркалом во фраке, в начищенных до блеска туфлях, но в чем заключалось это ощущение, сказать трудно. Скорее всего, одежда помогала увидеть всю суетность происходящего: как смешон каплун в своем черно-белом оперении – не в последнюю очередь, если таким каплуном стал ты сам. Каждый год, в самые трудные дни октября, когда телефон каждый раз звонил со шведским акцентом, я примерял этот фрак, который в другое время не надевал. Очевидно, тот единственный раз, когда я задумался, не сошел ли я с ума, был тогда, когда я застукал самого себя в темное октябрьское утро во фраке перед зеркалом, читающим речь – нобелевскую! – по-шведски. Конечно, у всех у нас была заготовлена эта чертова речь, и с годами мы помаленьку дошлифовывали ее, что-то прибавляли, что-то изменяли: у меня она в конечном итоге получилась преотличная. Но к тому времени шансы на получение премии растаяли: тогда их начали присуждать, исходя из сексуальной ориентации, цвета кожи, геополитики и чего бы там еще ни было, а значит, раз уж ты белый старый коммунист, то милости просим в конец очереди! Нобелевская речь века так никогда и не была произнесена, и, конечно же, я нигде не мог ее опубликовать. Нет журнала для нобелевских речей писателей, которым не досталось Нобелевской премии. Постепенно я стал отщипывать от нее наиболее гениальные места и протаскивать их в речи на случай, например, выступления на торраблоут[131] в клубах «Лайонз» и «Киваниз», на свадьбе Хельги и Тоурунн, на банкете в честь начала Шведских дней в новой теплоцентрали «Пертла»[132]. Да, я должен признать: в тот раз я произнес ту речь целиком. Я решил: сейчас или никогда. Должны же они, заразы эдакие, наконец понять, что́ они пропустили! «Jette fin tale»[133] – только и сказали они и принялись восхищаться моим фраком: мол, как необычно, да и как весело в наши дни увидеть человека во фраке!

С тех пор я его и не надевал. И хоронили меня не в нем, хотя это выглядело бы красиво. Я попросил мою Рангу одеть меня в обычный костюм-тройку и белую рубашку, но без галстука. Это было что-то вроде моего личного бунта против смерти или Бога, кем бы он ни был, если не против обоих. Я собирался встретить этих приятелей в опрятном виде, но не выказывая излишнего почтения. Но они оба не явились, а скинули меня на Хроульва.

Моя безлюбовная жизнь закончилась, и меня взял в объятия Хроульв… со всей любовью.

Глава 40