Автор Исландии

Мы смотрели «Виридиану» Бунюэля. Из этого фильма я не помню ни единого кадра. Кинофильмы – искусство забвения. Их смотрят, чтоб на миг забыться, а потом и сам этот миг забывают.

Между нами было восемнадцать лет разницы. Узколобым людям в свое время это казалось чересчур много, но факты таковы, что эта разница в возрасте была единственным, что нас объединяло. Рагнхильд Эйоульвсдоттир была хорошей женщиной, цельной, честной, но лишенной каких бы то ни было особенностей: идеальная жена. Она была как исландский домашний обед: не настолько хороший, чтоб приесться, но и не настолько плохой, чтоб его не хотелось есть, и к тому же всегда приготовленный вовремя. О лучшей жене я не мог и мечтать. Она была удачей в моей жизни. Нобелевскую премию я так и не получил – зато заполучил ее. Мою Рангу. А кто сейчас помнит греческого поэта Йоргоса Сефериса, интересно знать?

В течение тридцати семи лет нашего брака она лишь один раз повысила голос. Это было в 1973 году. Тогда я пожаловался, что в лампе в гостиной до сих пор не поменяли лампочку, а через некоторое время попросил ее включить мне телевизор – естественная просьба, как мне казалось, потому что в гостиной света было мало и читать было нельзя. Этот небольшой инцидент научил меня самого включать себе телик, и до самой смерти у нас царил мир. Что она такого во мне нашла? Однажды она упомянула, что ей нравится видеть, как я прихожу с прогулок, но это, конечно же, была только тревога о том, где старик шляется по белу свету. Она не была некрасива, у нее была возможность выйти за многих мужчин, но она остановилась на таком замухрышке, как я. О да, она обожала мои книги. В нашем доме роль несущей стены выполнял текст. С одной стороны сидел я и писал его, а в другой комнате сидела она и читала его. Он разделял нас – но так, что брак при этом не рушился.

У нас родилось двое сыновей – Гюннар и Хельги. Они оба уехали учиться в Америку, и Гюннар не вернулся. Он изучал великую науку под названием «маркетология» и сделался финансовым магнатом на Уолл-стрит. Судьба у нас, старых коммуняк, сложилась причудливым образом: наши сыновья все стали специалистами по капитализму в США. Если б в Москве в 1938 году кто-нибудь сказал мне, что мой сын станет долларовым королем на дьявольской бирже, я бы позволил специалистам по социализму выключить меня. Может, Гюмми знал это и именно поэтому отринул мои десять заповедей и взял курс прямиком на златого тельца? Может, это были всего лишь две стороны одной медали? Москва-38 и Нью-Йорк-88. Разумеется, потом сын Гюннара, Брэд Тоур, поедет в Тегеран-2018 и отличится в ходе исламистской антикомпьютерной революции будущего. Что отец презирает – к тому сын тянется. Мой отец был фермером и не понимал, как можно добывать пропитание одними лишь словами. Я никогда не понимал исландского фермера. Наверно, о том, чего человек не может понять, он просто пишет книги.

Хотя оба сына родились уже после моей великой Чистки, они, разумеется, получили некую долю «социалистического воспитания». Хотя они не испытывали недостатка в пище, одежде и машинах новейших марок, чтоб мчаться на них с огромной скоростью, правила в жилище на улице Мелабрёйт были четкими: никаких американских телепередач. (Гюннар потом приобрел долю в одной американской телекомпании.) Четкая позиция против оккупации Исландии и американской военной базы в Кеплавике. (Хельги потом распоряжался всеми закупками машин для этой базы.) Никаких дурацких игр в мяч во дворе. (Хельги потом стал тренироваться с футбольной командой «КР».) Никаких дурацких застолий на день рождения, в лучшем случае дни рождения всех членов семьи объединяли и устраивали пир в складчину. (Гюннар одно время в Америке заведовал фирмой, специализировавшейся на проведении банкетов на дни рождения для престарелых неудачников.) Во время рекламных пауз звук у телевизора отключали. (Гюннар вдобавок изучал в США психологию рекламы.) Каждый год Первое мая торжественно отмечалось. (Хельги был первым, чей магазин работал в День солидарности трудящихся.) Я дал им четкое понятие о своем отношении к деньгам: ими интересуются только бескультурные люди – ведь я и сам был придурком в том, что касается денежных дел. Они избрали финансы своей специальностью. Я давал им книги. Они продавали их за выпивку. Я советовал им не спешить жениться. У обоих в 25 лет уже были семья и дети. За обеденным столом я ругал Америку. Они оба стали американцами.

Моих детей пожрала какая-то другая революция.

Мне удалось научить сыновей той истине, что чем старше становишься, тем меньше понимаешь в жизни. Мне достался на долю чертов век.