В итоге он стал героем; члены Партии прогресса и демократы обожали его. У себя в школе он на полгода стал лидером в классе. Учеба давалась ему легко, он проявлял способности в сочинениях по исландскому языку и слыл в городке некоронованным экспертом по всему американскому. Даже сам Балли и его младший брат Сонни стали ходить на гору слушать американское радио с ним и Данни, чтоб познакомиться с новейшими ритмами эпохи. Во время снегопада в конце февраля они впервые услышали Элвиса Пресли. Этот покачивающийся усмехающийся голос донесся до них из тумана, с небес, подобно тому, как другой голос когда-то донесся до другого человека на другой горе. Самый «крутой» из собравшихся – Балли Плательщик, на несколько секунд перестал жевать свою жвачку и раскрыл рот над косматым фьордом, услышав «Харт брейк хотел». Балли немного знал английский и по дороге с горы вниз объяснил младшим мальчикам, что означает этот текст. Мол, у них в Америке трудно отпроситься из армии в отпуск. Мальчишки никогда не видели идола на фото или в кино, но после этого непроизвольно начали ходить по улицам другой походкой – и все это благодаря Гриму, ведь у него было радио, у него был Элвис, ему принадлежала вся эта эпоха. Его уважали. Когда мальчишки Сессы из Среднего жилища незадолго до торраблоута украли старый громоздкий радиоприемник из Зеленого дома, это вызвало в городке такой народный гнев, что Балли даже не успел постучаться к ним в дом, как они уже вынесли ему это радио, повесив голову.
– Никому нельзя наступать на голубые замшелые туфли[140]
Грима из Зеленого дома, поняли? – сказал провинциальный «крутой парень» и мотнул головой, откидывая волосы назад и вбок, но осторожно: не факт, что брильянтин удержит всю эту копну. А потом маленький Сонни взял радиоприемник, и они проехали эти тринадцать метров до Зеленого дома на шестиметровом синем, как море, «Олдсмобиле» 1946 года выпуска.По такому случаю и в качестве компенсации за моральный ущерб маленького радиоведущего поставили на почетное место в программе этого торраблоута: сразу после банкета. Гримси противился, но его удалось уломать. Видимо, его друг Данни убедил всех в его талантах. Ведь он видел, как он превратился в радио. «Грим Хроульвссон, Радио-Бой» – так было написано в программе. По-английски это звучало лучше. Торраблоут проводился во Фьёрдовском лабазе, и сейчас главный повод для беспокойства был – хорошо ли будет ловиться сигнал. Они привыкли подниматься в горы, чтоб послушать радио, но радист Скули, отец Данни, сказал им, что чем больше народу соберется в доме, тем сигнал будет ловиться лучше. «Это из-за магнитного поля. В нас всех содержится никель». Помещение заполнилось, и первые пробы прошли удачно. Почти все жители городка, кроме Элли Немого, Йоуханны-старухи, Гейри Бонапарта, Турид и фермеров-барачников с Косы разместились за тремя рядами длинных столов, покрытых белой скатертью и протянувшихся от сцены в зал. Торраблоут. Обжорство в исландском народном стиле в английском солдатском бараке. Тот единственный в году вечер, когда мы, исландцы, наконец позволяли себе слопать самое вкусное, что есть у барана: голову и яички. Это было необычно – но мы были единственным в мире народом, еще способным оценить мясные сокровища – ягнячьи глаза и бараньи тестикулы. В маленьком клубе выставили на столы двести вареных овечьих голов, распиленных надвое: по одному глазу, пол-языка и двадцать зубов на одну персону. Бараньих яичек было меньше, и их нарезали на тонкие круглые ломтики. Конечно же, возможность заглянуть в их таинственный мир была весьма познавательной.
Я сидел у сцены напротив Эмиля и его невесты Аусты Эйнардсдоттир Мёллер, телеграфистки. Это была русоволосая женщина в несимпатичных очках и с симпатичным смехом. Порой удивляешься тому, что веселым людям приходится выносить у себя дома. Эйвис сидела за соседним столом чуть дальше в зале с подругами – Синим платьем и Зеленым пальто. Если смотреть отсюда, она была восхитительной молодой женщиной: салфетка скрывала ее беременность. Грим, разумеется, буквально обмочил штаны в задней комнате за сценой, где оркестр Свавара Сигмюндарсона коротал время за сигаретой и обменивался сальными шуточками. Они придумывали новое слово для того, чем тайком занимались по всей стране, но что еще не успел прибрать к рукам родной язык: феллацио. Это были опрятные времена. «В глотку залить» – было самым неприличным, что им пришло на ум.