Читаем Автор среди нас. Памяти Льва Рубинштейна полностью

В привычном с самого раннего детства словосочетании «Новый год» в качестве ключевого слова поэт Лев Рубинштейн решительно выделяет слово «новый»

Лев Рубинштейн  

Follow

Переславль-Залесский. Встреча Нового 2024 года в гостиничном комплексе "Азимут"

Roman Denisov, Роман Ден/Global Look Press

Ну, во-первых, все-таки с Новым годом. Скажу честно, делаю я это в этот раз без особых бенгальских искр и перехватывающих дыхание шампанских хлопков. Да и само слово «хлопок» настраивает сегодня на совсем другую волну.

Но все равно. Надо ведь и что-то пожелать. И всем нам вместе, и каждому по отдельности. Это только так кажется, что все те, к кому я в данном случае обращаюсь, объединены парой-тройкой общих заветных пожеланий, тайных надежд и нетерпеливых ожиданий.

Все это так, но хочется пожелать и чего-то еще, самого главного и самого необходимого.

Но ведь и главное, и необходимое у каждого свои. Так что приходится желать другому то, что желаешь себе самому.

Поэтому желаю всем нам прежде всего бодрости. Это хорошее и емкое понятие, соединяющее в себе и здоровье, и душевную ясность, и дружелюбное любопытство по отношению к другому и непонятному.

Своим подсознанием мы не управляем — это нам не дано. А в подсознании нашем варятся и булькают вещества ничуть не более аппетитные, чем те, что булькают и варятся в наших прямых и кривых кишках.

Иногда какая-то дрянь из подсознания выскакивает прямо в сознание, чтобы испытать нас. И тогда вступает или не вступает в действие то, что, собственно, называется культурой, то есть умение или неумение «фильтровать базар». Это самое фильтрование базара — и есть культура. Культура — именно это, а не то, что находится в ведении одноименного министерства.

Те или иные формы ксенофобии присущи каждому. Каждый имеет свой набор психологических стереотипов «своего-чужого». Оси, на полюсах которых располагаются эти стереотипы, у всех разные. Мы все так или иначе делимся на «своих» и «чужих». Различие лишь в уровне общественной и индивидуальной цивилизованности. Самое простейшее, а потому и самое соблазнительное деление проходит по расовым или родоплеменным признакам. И об этом в приличных обществах давно уже не говорят.

Бывает и посложнее.

Мы делимся не только на белых и черных, на китайцев и французов или на фанатов «Челси» и «Милана». Мы делимся по профессиональному, идейному, эстетическому и бог знает каким еще признакам и приметам. Некоторые из этих примет и признаков и вовсе не поддаются формализации. Смогу ли я объяснить, почему для меня почти нестерпимым представляется тот или иной тип физиономии, тот или иной тембр голоса, та или иная мимика, та или иная жестикуляция? Не могу я этого объяснить, ибо в этой неприязни — что-то допотопное, родовое, генетическое, доречевое, дорефлексивное.

Мы все разные, и глупо отрицать не только этот факт, но и факт того, что мы на различной глубине залегания таим внутри себя непримиримость к «чужому», непримиримость, без которой нам кажется неполноценным осознание «своего». Вопрос лишь в том, в какой мере мы даем волю своим мутным инстинктам.

«Другие» хуже нас? Или они лучше нас? Вроде как в том анекдоте про «незваного гостя» и «татарина». Интересный ведь вопрос. И это вопрос установки. Для одних обыкновенность, привычность крайне притягательна, для других — скучна и монотонна.

Мне вот, например, всегда казалось, что они, которые «другие», не то чтобы лучше, но интереснее «нас» — таких заурядных и обыкновенных. К тому же «другие» — и не такие уж и другие, как учит нас нелегкий, требующий усилий по укрощению собственных суеверий опыт.

Ксенофобия, увы, естественна.

И то, что принято в наши дни называть «политкорректностью», разумеется, не способно отменить и не отменяет некоторых свойственных человеку суеверий и предрассудков. Оно лишь переводит их в разряд физиологических отправлений.

Расхожая формула «что естественно, то не безобразно» подвергается серьезной ревизии. Бывает так, что именно безобразно. И даже совсем не редко.

У искусства, в том числе и современного, помимо прочих многочисленных функций есть и еще одна. Это та функция, каковую в современной цивилизации выполняет, представьте себе, канализация. Это не обидно для искусства, это для него почетно. Поэтому лишь искусство — и я в этом глубоко убежден — вправе нарушать любые табу, культурные конвенции и даже общественные приличия. Но в той лишь мере, в какой само это нарушение является фактором конструктивным, в какой оно работает на порождение новых смыслов и новых способов решений сложных этических задач.

Да, повторяю. Именно дружелюбного любопытства я желаю всем нам. И именно — по отношению к другому, к непонятному, к новому. К новому, да. Поэтому в привычном с самого раннего детства словосочетании «Новый год» в качестве ключевого слова я решительно выделяю слово «новый».

25 ДЕКАБРЯ 2023

Сны о чем-то большем. Как в ожидании Нового года почувствовать новое счастье

34

1

1

29%

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика
Сталин и Дальний Восток
Сталин и Дальний Восток

Новая книга историка О. Б. Мозохина посвящена противостоянию советских и японских спецслужб c 1920-х по 1945 г. Усилия органов государственной безопасности СССР с начала 1920-х гг. были нацелены в первую очередь на предупреждение и пресечение разведывательно-подрывной деятельности Японии на Дальнем Востоке.Представленные материалы охватывают также период подготовки к войне с Японией и непосредственно военные действия, проходившие с 9 августа по 2 сентября 1945 г., и послевоенный период, когда после безоговорочной капитуляции Японии органы безопасности СССР проводили следствие по преступлениям, совершенным вооруженными силами Японии и белой эмиграцией.Данная работа может представлять интерес как для историков, так и для широкого круга читателей

Олег Борисович Мозохин

Военное дело / Публицистика / Документальное