Авторитаризм и демократия

Тем не менее у России для новой самоидентификации есть несколько очень серьезных предпосылок. Первой из них является как раз та самая инклюзивная конституционная модель государственного устройства, в которой «нашли свое признание и нормативное закрепление все три основных компонента правовой государственности — гуманитарно-правовой (права и свободы человека и гражданина), нормативно-правовой (конституционно-правовая природа и требования ко всем источникам действующего права) и институционально-правовой (система разделения и взаимодействия властей)»[286]. Россия имеет Конституцию, в основу которой положена человекоцентристская правовая доктрина с ее трактовкой права как системы, базирующейся на неотчуждаемых правах человека. И хотя пока выстроенная на правовой идеологии Конституция страны в значительной мере остается оторванным от реалий идеальным проектом, само наличие нормативной базы для демократических и правовых преобразований имеет исключительно важное значение[287].

Поэтому на вопрос, есть ли шанс у декоративных государственных институтов стать настоящими, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов, не будучи юристом, четко и ясно ответил: «Конечно, когда изменится структура власти, когда будет другой президент. Это может произойти даже в рамках этой Конституции и этих законов. Сила осуществляется людьми, которые сидят на тех или иных местах. Если люди сопротивляются президентской власти (мы видим, как это происходит в США: Конгресс, Верховный суд), — это одно. Если они послушно штампуют решения президента, — другое»[288].

Да, конечно, ряд положений Основного закона России расплывчаты именно в тех местах, где описываются механизмы демократии и защиты прав человека. Да, российская Конституция писалась второпях и во многом для удобства действовавшего тогда президента. Если американская Конституция писалась с учетом создания широких возможностей для контроля и ограничения центральной власти, то в России было все наоборот: Конституция написана исходя из презумпции идеальности и добродетельности исполнительной власти в лице президента. Возможно, именно в этом ее главная проблема, врожденный порок или родовая травма, которые и создали почву для узурпации власти и фактической подмены демократии ее имитацией на всех уровнях. И естественно, что многое в ней подлежит тщательной и кропотливой корректировке. Потому что любые конституционные ограничения должны быть безусловными. «Пишите кратко и неясно», — напутствовал Наполеон составителей конституции, описывая свои ожидания от нее. В ситуации России обращение к авторам новой конституции должно быть совершенно иным: пишите максимально подробно и конкретно, пишите так, чтобы минимизировать вариативность трактовки написанного, пишите так, чтобы у гражданина было больше механизмов защиты своих прав, чем у государства[289]. Задача — построить модель так, чтобы амбициозные люди не смогли создать новую авторитарную власть. И это возможно сделать в рамках существующих конституционных принципов.

Вторая предпосылка — это смена сознания и смена поколений. Тем более что исходные данные не так уж и плохи. Вот как описывает их Екатерина Шульман:

«Наше общество, наш социум сложен, многоукладен и разнообразен. Если пытаться выделить некое общественное мнение, некое общее представление о ценностях, разделяемых жителями России — и этому тоже есть многочисленные подтверждения в исследовательских работах, — мы увидим приблизительно следующую картину. Мы увидим социум, разделяющий те ценности, которые принято называть европейскими. Мы увидим социум индивидуалистический, консьюмеристский, во многом атомизированный, очень малорелигиозный, преимущественно секулярный, с довольно-таки низкой толерантностью к государственному насилию — опять же вопреки тому, что обычно говорят. Еще точнее будет сказать, что те, у кого толерантность к государственному насилию низкая, гораздо лучше объединяются, гораздо активнее себя выражают, чем те, кто относится к этому терпимо.

Мы увидим общество с теми ценностями, которые обычно исследователями характеризуются как “европейские, но слабенькие”. Мы увидим общество, в общем, конформное, довольно пассивное, не очень готовое выражать свое мнение, склонное раскручивать ту спираль молчания, которая состоит в том, что люди говорят то, что, как они думают, от них ожидают. Но тем не менее не агрессивное, не кровожадное и совершенно не стремящееся, не мечтающее об установлении в России авторитарного правления»[290].