Читаем Авторская песня 90-х (Сборник песен с гитарными аккордами) полностью

Вот дымок сороковых, тепловоз пятидесятых, на подножках на вагонных по вдвоём и по втроём. Кто сумел - на боковых, остальные на висячих, едем, едем незаконно, в завтра светлое своё.

Значит поезд вон какой!.. Где там нижняя подножка? Ну, привет, пацан губастый, мы прорвёмся, но держись. Ты упрись в неё ногой, да всерьез, не понарошке, незнакомое - опасно, эта штука парень - жизнь.

Пролистает паровоз пару вёрст, намотает их на оси колёс, перепуталось там всё, не сошлось, натянулось, напряглось, порвалось и клочками унеслось. Паровоз...

Так и катится состав, как мелодия по струнам, всё что крупно, всё что мелко, есть и топливо и груз. Эй, в машине, не устал? Видишь, и не так уж трудно вовремя заметить стрелку, вовремя запрятать грусть.

Вот купейный мой вагон до начала целый поезд. Как-то быстро всё пропето даже ахнуть не успел. Ведь казалось - на роман. Ну, по крайней мере, - повесть... Восемь строчек, два куплета вот и всё, что было, спел.

Ну зачем цепочку рвать, многоточие - не точка, вон полянка, где лежал ты, мимо окон поплыла. Непримятая трава: ни окурка, ни следочка. И остались, как ни жалко, лишь ромашка да пчела.

- Прокатилось лето кубарем,

Прокатилось лето кубарем, ты стоишь заворожённая словно тучка в небе утреннем, синевою отражённая. Знаю, с мужем ты не дружная, жизнь не ладится, не ладится. Ах ты, вдовушка замужняя, посиди со мной красавица.

Одари сердечным золотом. А она смеётся: "Где уж нам!" Говорит: "Да вы так молоды, вам ещё ходить бы к девушкам. А красивых нынче мало ли..." И подумал я:"А много ли?" Между нами листья падали, и шептались грустно тополи.

И дрожали губы влажные не от страсти, а от холода. Стало жаль, что мы домашние и уже не так уж молоды.

Прокатилось лето кубарем...

* * *

- Тебе

6/8(1/2)

Ах, не дели ты с музыкой слова, они, как мы с тобой, неразделимы, а если не сольются воедино, то лгут слова, а музыка права.

Ну что ещё так нежно обоймёт, так глубоко на дно души заглянет, поманет, позовёт и не обманет, и все печали до конца поймёт?

Ах, не ищи ты трещинку в любви, не проверяй кирпичики на прочность, а то ведь вот случится, как нарочно, со страху страхи сбудутся твои.

А ну ка загляни судьбе в глаза, увидишь только то, что сам захочешь. От веры до сомненья путь короче, намного, ох, короче, чем назад. хс.

Ах, не пускай ты ревность на порог, она и ненасытна, и всеядна. И ты пропал, когда промолвил: "Ладно! Проверим подозренья, хоть разок..."

Сомненья дьявол ловок и хитёр, погашенное снова жжёт страданье, и не стремись услышать оправданья, они - поленья в этот же костёр.

Ну не надо, пусть напев беспечный успокоит душу и умерит боль. Страх с любовью они рядом вечно, значит любишь, если так с тобой.

Ах, не дели ты с музыкой слова, ах, не ищи ты трещинку в любви...

- Уличная цыганочка

Мой джинсовый, всепогодный, раз в году меняемый я надел его сегодня твердый, несминаемый.

Я на Бога уповаю

моего, еврейского,

бирочку "левайс" вшиваю

жаловаться не с чего.

Жаловаться нет причины вот сижу и радуюсь: солнце светит, я - мужчина, и живой - не правда ли?

Поглядишь на вещи шире

и смеяться хочется:

все прекрасно в этом мире,

когда гордость кончится.

Надо же - пока болтали, в песне зубки режутся. Как там струны на гитаре? День еще продержатся?

Обуваю босоножки

на носок нейлоновый

пусть все видят, кто идет:

трагик в роли клоуна.

Что-то ведь такое было ариозо Канио. Ладно, это мы потом, это - на прощание.

Мое место - возле банка,

метр-ва-хеци в сторону.

Бокер тов, мадам гражданки!

Что ж, начнем по-черному.

-Аидыше мама, -аидыше папа, -аидыше братик, -аидыше - я.

- Подайте, евреи,

- в аидыше-шляпу.

- Аидыше-сердце

стучит у меня.

Полноправный избиратель что могу, то делаю. Сколько можете - подайте в ручку мою белую.

Слушаешь? Ну значит - дашь!

Никуда не денешься.

Вам поет оле хадаш

бросьте в шапку денежку.

16 апреля 1992

- Цыганочка

Лед шатается, потом расстает сам Вместо тверлого влруг вода Во что верится, перемелется Остальное все-ерунда. Во что верится, перемелется Остальное все-ерунда.

У одних кричат в песнях вороны У других пою соловьи. А у меня одни ветки черные Все царапают изнутри. А у меня одни ветки черные Все царапают изнутри.

Намечается вроде разница Между надо бы и пора Но качается, словно дразнится Липа черная у двора. Но качается, словно дразнится Липа черная у двора.

Но когда же все образуется Перемелится моя жизнь А у моей жены дочка-умница Все советует "воздержись". А у моей жены дочка-умница Все советует "воздержись".

--------------------------------------------------------------------------

Last-modified: Sun, 17-Nov-96 21:23:34 GMT

Ковбойские песни

- Лучше штата нету чем Канзас (Чи-чи а... Чи-чи оппа...)

From: Julian Rak

Лучше штата нету чем Канзас (Только тихо, только тихо, только тихо) Раз, два, три, четыре, пять и в глаз... Я еду не один, со мной мой карабин, И три галлона виски я припас.

Чи-чи а... Чи-чи оппа... [и т.д.]

Что-то я немножечко продрог (Только тихо, только тихо, только тихо) Сделаю еще один глоток... И one, two, three, four, five Опять поймал я кайф... И в общем жизнь прекрасна, мой дружок.

Чи-чи а... Чи-чи оппа... [и т.д.]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сибирь
Сибирь

На французском языке Sibérie, а на русском — Сибирь. Это название небольшого монгольского царства, уничтоженного русскими после победы в 1552 году Ивана Грозного над татарами Казани. Символ и начало завоевания и колонизации Сибири, длившейся веками. Географически расположенная в Азии, Сибирь принадлежит Европе по своей истории и цивилизации. Европа не кончается на Урале.Я рассказываю об этом день за днём, а перед моими глазами простираются леса, покинутые деревни, большие реки, города-гиганты и монументальные вокзалы.Весна неожиданно проявляется на трассе бывших ГУЛАГов. И Транссибирский экспресс толкает Европу перед собой на протяжении 10 тысяч километров и 9 часовых поясов. «Сибирь! Сибирь!» — выстукивают колёса.

Анна Васильевна Присяжная , Георгий Мокеевич Марков , Даниэль Сальнав , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Поэзия / Поэзия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Стихи и поэзия
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990-х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература