Автостоп сердца

Эта семья жила в типичном спальном районе, расчерченном прямоугольными участками с невзрачными одноэтажными домами. На полную мощность работал кондиционер, входя в дом, никто не снимал обувь. Основным развлечением этой семьи была разнообразная еда и вылазки в церковь по несколько раз в неделю. С церковью была связана большая часть их социальной активности, и именно это стало основным поводом для моего с ними непримиримого конфликта. В то воскресное утро, когда меня привезли в огромный крытый зал с высоким белым крестом на крыше, я в первый и последний раз пересекла порог протестантской церкви города Абилин. Затяжная проповедь священника была мне неинтересна, но вот его внешний вид притягивал внимание своим явным противоречием, которое не укладывалось у меня в голове. Раньше я посещала церковь от силы два раза в год, когда мы с родителями (больше в качестве развлечения, чем действительно в угоду истинной вере) отправлялись на крестный ход. Меня крестили в детстве, с моего собственного согласия, но о вопросах веры в нашей семье никто никогда не задумывался всерьёз. Чёрные рясы православных священников были частью моего коллективного бессознательного, но священник в этой техасской церкви выглядел совсем иначе. На нём был дорогой костюм из лоснящегося синего материала, большие блестящие запонки, широкий жёлтый с красным галстук, лакированные туфли с острым носом, вычищенные до блеска, и идеально белая рубашка, застёгнутая под воротничок. Он выглядел преуспевающим бизнесменом, знающим себе цену и желающим выставить напоказ своё недавно заработанное состояние, но никак не рабом Божьим или его верным слугой. Он громко и убедительно вещал со сцены в микрофон, а под конец своей речи вынес огромное посеребрённое блюдо и отправил его в зал. Все сидящие там триста человек дружно поднялись со своих мест, вскинули руки, закричали «Аллилуйя!» и начали покрывать блюдо слой за слоем купюрами с американскими президентами. Когда блюдо вновь вернулось в руки священника, денег на нём было столько, что количество их, наверное, позволило бы поднять экономику какого-нибудь маленького африканского государства. Божий делец ловко спрятал выручку, поблагодарил зал и объявил следующий день и время сходки. Мы вышли из церкви, у меня в горле застряло столько невысказанного возмущения, будто я только что проглотила мышь. Как мог такой неприкрытый бизнес называться служением Всевышнему? Даже при всей моей атрофированной религиозности мне было очевидно, что в этом здании целых триста человек только что развели на деньги, прикрываясь именем Бога. С того дня я наотрез отказалась посещать эту богадельню, чем создала в семье молчаливое напряжение. Мне старались не перечить до того момента, пока я своими действиями не явила пример сатанинского поведения и не оказалась изгнанной из рая в ад неопределённости и прочих мучений.

В Абилине было две школы, ученики которых несколько раз в год встречались на стадионе, чтобы посоревноваться в спортивных игрищах, а после этого разъехаться на машинах кто куда, напиться, откушать всевозможные наркотики, протрезветь и успеть развести друг друга по домам, пока родители не заподозрили неладное. Жизнь местных подростков не отличалась особым разнообразием. Большинство работало после школы, стараясь накопить на автомобиль или другие нужды. Те, кто мог себе позволить не работать, тусовались либо в супермаркете, либо в Интернете. Особо усердные посвящали большую часть времени спортивным тренировкам, а набожные коротали дни в богобоязненном служении при различных церквях. Для меня же во всём этом скудном разнообразии самым главным другом и помощником стал Интернет. Имея в России весьма ограниченное представление о компьютере, здесь я плавала по информационным волнам, как аквариумная рыбка, которую случайно выбросило в океан. Тоскуя по друзьям и Родине, львиную долю своей энергии я отдавала российским чатам и общению с такими родными, близкими и понятными людьми, делясь своими переживаниями на чужбине и наивно жалуясь на скучную американскую действительность.