Автострада до Рая и Ада

Совершенно случайно Тони перехватил неподвижный взгляд Алана и с неподдельным ошеломлением распознал в этом взгляде слабо различимое, едва-едва теплящееся… сочувствие. Которое в глубине ледяной зелени его глаз выглядело таким же чуждым и неуместным, как и пропитанная весельем ухмылка до этого нелепо и чужеродно смотрелась на его мрачном, заостренном жестокостью лице.

– Ладно. Проехали, – Энтони растолковал опознанное им чувство по-своему, однако дальше упираться не стал. Если уж такой вот угрюмый несговорчивый тип начал все отрицать и отнекиваться, то налегать на него дальше попросту не было смысла. Все равно не расколется.

И пусть они были практически одного роста – при желании Алан легко мог переломить тонкокостного субтильного Драйвера через колено, к тому же в руке у него был по-прежнему зажат массивный обрез, так что любые попытки оказания сопротивления или поползновение с целью конфискации пушки были заранее обречены на провал. Бежать было тоже некуда, вся местность прекрасно простреливалась, посему Тони решил для себя, что до тех пор, пока Алан не проявит по отношению к нему открытую агрессию, он будет смиренно продолжать с ним путь.

Зато на городских улицах существовал реальный шанс улучить удачную минутку и быстренько смыться куда-нибудь под шумок. Потому Тони жадно впивался взглядом в подмигивающий ему огнями Безымянновилл, терпеливо дожидаясь судьбоносной возможности, и, время от времени, шумно втягивал носом воздух, будто собирался унюхать эту самую возможность еще на подходе к окраинам.

Добрались они до первых отельно-мотельных скоплений лишь через час ходьбы, миновав парочку дорожных знаков на выезде и ярко-красную, хорошо освещенную заправку. Беседовали о всяком разном, в основном говорил Энтони, желающий изо всех сил скрасить своим непринужденным тоном, артистизмом и активной жестикуляцией ненароком оброненные подозрения. В тот самый момент, когда они ступили на пешеходный тротуар, вдоль которого тянулась длинная вереница веерообразных вашингтоний, Энтони вдруг заметил, что Алан с нескрываемым интересом оглядывает обильно оснащенные разномастной иллюминацией улицы.

– …и ты представляешь, охрана берет меня под локотки и выдворяет с собственного концерта! С моего, мать его, концерта! Группа катается от смеха по сцене, фанаты ревут – не то от ярости, не то от мемности ситуации, а эти придурки тащат меня к выходу, который уже перекрыли все наши боевые хомяки, они же менеджеры, готовые бросаться этим бугаям прямо под ноги, лишь бы… Эй, Алан, ты меня слушаешь?

Бронсон развернулся к нему с неторопливостью танковой башни, после чего с видом слегка отсутствующим выдал весьма лаконичное:

– Угу.

Тони едва удержался от менторского: «Ну, и о чем я сейчас говорил?», а затем вдруг с запозданием вспомнил, что при случае собирался делать от своего жутковатого знакомца ноги. Следовательно, рассеянность последнего могла сыграть ему только на руку.

– А что… симпатично, – негромко пробормотал Алан, продолжая разглядывать чистую, пестрящую вывесками улицу с таким видом, будто до этого никогда не бывал в городах в принципе и вообще всю жизнь жил в охотничьей хижине средь секвой да сосен.

Вдоль главной дороги, в которую перетекала та самая автострада, ведущая к населенному пункту, тянулся ровный ряд разнокалиберных построек в стиле ранчо. Это были приземистые добротные домики, обитые разноцветным сайдингом, реже – деревом, и буквально возле каждого из них можно было встретить табличку из разряда: «Паркинг», «Караоке-бар», «Живая музыка», «Самые острые тако!».

Зато названия этих ночлежек радовали действительно впечатляющим исполнением и креативом. Так, например, хостел, над входом которого значилось – «Пьяный Цербер», мог похвастаться изображением огромной неоново-синей собаки о трех головах, каждая из которых с впечатляюще угрожающим выражением морды слизывала пену с пивной кружки. «Цербер» лежал над самым входом в заведение, а под лапами у него бежали светящиеся строчки: «И пусть твои фары погаснут здесь». Чуть дальше располагались: «Красотка Бетти», «Пожалуйста, поверни назад», двухэтажное здание, фасад которого плотно облеплял дикий виноград, под названием «Второй Смертный Грех» и круглосуточный паб «КосмоКовбой», чьи диодные ленты изображали лихого наездника с лассо, которого утаскивала в небо гротескная летающая тарелка цвета фуксии.

– А второй смертный грех, это который? – избалованного путешествиями Энтони, повидавшего почти весь мир, родившегося в Лас-Вегасе и бывавшего в таких городах, как Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Атланта едва ли не каждый месяц, заинтересовал разве что этот факт.

– Чревоугодие.

– Ничего себе! Ты верующий? – не на шутку удивился Драйвер. Батлеры исправно таскали его на службу в церковь каждое воскресенье, однако хоть сколько-нибудь упорядоченных знаний относительно христианских священных писаний у него в голове не прибавилось ни на йоту.

– Да нет, там просто сбоку написано, что это кафетерий, – пожал плечами Алан, и Тони сразу почувствовал себя очень тупым.