Аз Есьм Человек

 Первая книга Фрейда - «Толкование сновидений» (1909г.), в которой он декларировал, что и сон – всегда исполнение какого-то желания. В качестве примера там был его, Фрейда, собственный сон, приснившийся ему, якобы, в ночь похорон его папаши и истолкованный как чувство вины в том, что он сам еще жив и что, подобно всем детям, желал смерти отца. На взгляд же авторов, еще больше чем о смерти папаши, Фрейд мечтал о смерти Ницше, пламенным поклонником и плагиатором которого являлся. – На воре шапка горит! Именно поэтому Фрейд всем не уставал повторять, что сознательно (и это – «певец бессознательного»?) отказался от дальнейшего изучения произведений Ницше (занятная «оговорочка»!), чтобы оно не оказало влияния на самостоятельное развитие и формулировку его, Фрейда, собственных представлений и положений.

 Наивно было бы предполагать, что Фрейд «завязал» с кокаином. Наоборот – пристальный анализ его книжонок позволяет без труда выявлять в них любому наркологу и психиатру обычные для кокаинистов симптомы. Это есть нараставшая год от года графоманическая тенденция, и восхваляемое поклонниками «внимание к мельчайшим деталям». И пересказ ницшеанства, которым и является психоанализ. Но в чем причина того, что об этом молчали и молчат все знатоки биографии и трудов Фрейда? Читатель вправе спросить об этом, рассчитывая получить ответ. Отвечаем. Когда в 1909г., восторженно встреченный в США, Фрейд сказал: «Эти люди и не подозревают, что я принес им чуму!», он всего лишь пытался «испугать ежа голой задницей».

 Мы уже писали о том, что философия «отжила свое», перестала кормить и поить ее занимающихся. Но была дочурка-психология. Перспективная девчушка! А посему развернулась драка за право стать сутенером этой выходящей на панель шлюшки. И важно ли анонимным сутенерам то, что девка больна наследственным сифилисом и кокаинистка? В представителях гуманитарных (социальных) дисциплин взыграло то, что еще древние римляне именовали «Auri Saccra Fames» - «к злату проклятая страсть». Она-то и позволила – как некогда Венской народной больнице – закрыть глаза на «шалости» Фрейда.

 «Как и чем?» убийца - кокаинист Фрейд «перетащил» на свою сторону «научную общественность»? До 20 -годов XX века, никто всерьез не занимался наркоманиями: «увлечение» опиумом, посетившее в начале XIX в. Англию (благодаря его « певцу» поэту Томасу де Куинси, лечившему алкоголизм опиумом, и красочно описавшему «экстаз и видения»), завершилось. Закончилась и «вторая волна», побаловавшая Европу в период франко - прусской войны (1870 г.), - морфинизм. Шприц уже изобрели и можно было «колоться». Но наркомании воспринимались уделом «плебса», дна - солдат, преступников и проституток.

 Нужен был Некто, кто «знал проблему изнутри». Этим некто и стал Фрейд: мучимый непреодолимым влечением к кокаину, он заметил, что пациенты - истерики, с которыми «велось лечение», также как он к наркотику, «привязываются» к врачу. Если при обычном лечении, пациент обращается к доктору за избавлением от болезни, то есть эпизодически, по мере надобности, и при этом проявляет «строптивость»: если лечение не помогает - уходит к другому врачу, то при истерии «больной» цепляется за лекаря, как вошь за кожух. Еще бы! Обычный врач, убедившись, что перед ним - симулянт, с большей или меньшей долей вежливости, рекомендует «страждущему болящему» прекратить «дурачиться» и перестать морочить голову себе и людям, то есть врачам, которых ждут действительно нуждающиеся в помощи пациенты.

 В клинике Шарко так не поступали. Там истериков «лечили», а не выгоняли прочь. Их и гипнотизировали, и нескончаемые беседы беседовали. Наркоман Фрейд понял: как для него кокаин есть тайная страсть, ставшая господином, так и для истерика господином становится врач. Дальше стало просто: нужно было лишь продумать как половчее «подсаживать клиента-пациента на живой наркотик» - врача. Фрейд назвал «специфические» отношения между пациентом и врачом «переносом» («transfert»). Следует заметить, что каждый врач во все времена сталкивался с особым к нему отношением больного, которому удалось помочь - вылечить или облегчить мучения, причиняемые болезнью. Но этика профессии и человеческая совесть всегда запрещали использовать «власть» над больным в личных, а тем более корыстных интересах врача.