Давид. Нет! (Снова разыгрывая роль.)
Мадам, позвольте представить вам… (Умолкает под взглядом Леа.) Тереза Дюпон… гладильщица… отдавшая мне семь лет жизни!Леа. Ну и что?
Давид. Да… ничего! (Медленно направляется к входной двери.)
Леа (выдержав долгую паузу).
Ты куда?Давид. Порвать! (Поворачивается к ней и сникает.)
Но я не смогу!Леа. Она уехала!
Давид. Ах, да? Скажите! А это мысль! (Разыгрывая роль.)
Как видите, мадам, наша добрая звезда нам здорово помогает: Тереза уехала!Леа быстрым шагом идет к тумбочке, выдвигает ящик, достает оттуда два билета на самолет и протягивает Давиду.
Леа. И седьмого числа мы будем в Венеции.
Давид (рассматривая билеты).
Что это?Леа. Два билета на самолет!
Давид. Но… в конце концов, Леа… нет, я не… это не…
Леа (глядя ему прямо в глаза).
Она уехала, Давид!Давид (смотрит на нее, так и не понимая).
Что ты мне рассказываешь?Леа. Подлинную историю!
Давид. Такую же подлинную, как твой бриллиант, да? Если бы ты была знакома с Терезой…
Леа. Наше знакомство состоялось!
Давид. То есть?
Леа. Она приходила сюда!
Давид. Тереза приходила сюда?!
Леа. Да!
Давид. Когда?
Леа. Когда ты был в Нью-Дели! Или, быть может, в Ньюкасле! Ах нет! Вспомнила! Пока ты порывал с Лиззи Темпл!
Давид совершенно сбит с толку. Он падает на стул. Леа не спускает с него глаз. Давид пытается понять, на каком он свете.
Давид (вдруг взрываясь).
Да что это такое, в конце концов! Семь лет совместной жизни – пустой звук? (Вскакивает со стула, бросается к двери и выбегает на улицу.)Леа спокойно кладет на стол билеты на самолет, садится в кресло и ждет, уверенная в себе. Некоторое время спустя дверь открывается и на пороге появляется Давид.
Моя пижама! (Медленно проходит по сцене.)
Леа, свернувшись в калачик в своем кресле, следит за ним глазами.
(Взбирается по ступенькам. Поднявшись наверх, оборачивается к Леа.)
Чего она, собственно, хотела?Леа. Рассказать про складку на твоих брюках!
Давид. Чудесная женщина! Да, вот кто поверил в мои… в мой творческий склад! Слепо! Для нее я был просто-напросто Фиделем современности! Чертежник за чертежной доской… Одна лишь мысль об этом могла убить ее смехом! (Колеблется.)
Даю руку на отсечение, что она даже не знает о существовании улицы Мучеников. (Снова колеблется, затем внезапно задает вопрос, который так и вертится у него на кончике языка.) Она не упоминала тебе…Вопросительный взгляд Леа.
…улицу Мучеников?
Леа словно окаменела и только еще больше сворачивается калачиком в кресле.
Не говори мне, что она… Нет-нет! Я ее знаю! Будь у нее хоть малейшее подозрение, какое там!.. Я бы… да тогда… я бы почувствовал это… сразу… какое там!
Пауза.
Она говорила тебе про улицу Мучеников?
Леа так и не раскрывает рта.
(Пристально смотрит на нее. Больше не может обманывать себя. Упавшим голосом.)
Как же она могла… столько месяцев… лет… притворяться, что… Боже мой!.. Так злоупотреблять моим доверием!.. Подумать только: она лгала мне целых семь лет!Леа разражается звучным смехом.
Смейся, смейся! Мужчину не заставишь верить, что ему верят, когда он-то знает, что говорит неправду! Это смешно, цинично, лицемерно и безнравственно!
Леа смеется вдвое громче.
(Кричит, пытаясь заглушить ее смех.)
Я шокирован до глубины души! Шокирован, да, шокирован! Как бы это ни казалось тебе странным, я человек тонкого склада, изголодавшийся по правде… чистоте… идеалу!Смех Леа превратился в истерику и вывел Давида из себя. (Сбегает со ступенек, устремляется к Леа, берет ее за плечи и, приблизив лицо к ее лицу вплотную, орет.)
Что она любила во мне все эти семь лет? Что она любила во мне?