Читаем Азбука для двоих (СИ) полностью

Чонин чувствовал, как по лицу медленно расползается предательский румянец, изо всех сил старался не смотреть на собственные бёдра, мысленно умолял Чондэ тоже туда не смотреть и хотел от стыда провалиться сквозь землю. Он вообще ни о чём таком и подумать не успел, но тепло щеки Чондэ, гладкость кожи и ощутимо подрагивающая прохладная ладонь на колене вызвали непредвиденную реакцию тела. И Чонин готов был сдохнуть, только бы Чондэ ничего не заметил, не понял и не счёл его озабоченным подростком с бушующими гормонами. Потому что Чонин не такой, и раньше с ним ничего подобного не приключалось. Но прямо сейчас…

Чонин отчаянно представлял себе осколки стекла, разбитое колено и ржавые гвозди, чтобы отогнать внезапно нахлынувшее возбуждение. Не выдержал и всё-таки посмотрел, и едва не взвыл, потому что на джинсах образовался отлично заметный бугор, Чондэ смотрел именно на него, и не только, чёрт возьми, Чондэ. Над столами пронеслась волна смешков, а Чондэ медленно поднял ручку и выпрямился, убрав, наконец, чёртову ладонь с колена Чонина.

Оставалось только зажмуриться и как-нибудь пережить этот позор. И ещё хорошо, что вокруг шёпотом пытались угадать, на кого из однокурсниц Чонин мог втихаря дрочить. Хотя бы тут репутация Чонина его спасла — никому и в голову не пришло, что в стояке виноват Чондэ.

Хотелось вскочить с места и вылететь за дверь, но это означало, что пришлось бы преодолеть несколько метров, будучи во всей красе перед нежеланными зрителями. Оставаться на месте было невыносимо, но хотя бы не так вызывающе.

Чонин с силой стиснул ручку пальцами, сжал зубы и криво намалевал скрипичный ключ, потом не менее криво изобразил пять аккордов и сдулся. Возбуждение отступало слишком медленно и неохотно. Он до сих пор чувствовал на подбородке тень тепла и гладкость, а на колене — прикосновение прохладной ладони.

После занятия Чондэ явно хотел его притормозить, но Чонин вовремя сбежал. На тренировки он никогда не опаздывал, потому что требовалось время на переодевание. Он всегда старался приходить пораньше.

На сей раз в него вцепился Кёнсу и промчался следом до раздевалки бодрым галопом.

— Что происходит?

— О чём ты? — Чонин сунулся в шкафчик, куда запихал сброшенную рубашку.

— Ты ведёшь себя странно. Влюбился, что ли? Надо же…

— Откуда такие мысли? — Чонин торопливо стянул кроссовки и джинсы, чтобы надеть свободные брюки.

— Ты слишком погружён в себя в последнее время. И это началось до того, как ты получил задание. Стало быть, дело не в нём. А ещё ты больше обычного витаешь в облаках. Кто она?

— Ты ведёшь себя как ревнивая жена. — Чонин опустился на лавку, задрал правую штанину и принялся обматывать колено эластичным бинтом. И тихо радовался про себя, что Кёнсу хотя бы про неловкость на занятии вокалом ничего не ляпнул. Настоящий друг…

— Да ладно, мне же интересно. Какие у вас отношения?

— Никаких, — поразмыслив, отозвался Чонин, потому что пришёл к выводу, что переубедить Кёнсу и отмазаться от влюблённости всё равно не выйдет. Они с Кёнсу давно дружили, морочить ему голову долго Чонин всё равно бы не смог.

— О? Ты до сих пор не признался?

— Это не так просто, как тебе кажется.

— Это проще, чем ты полагаешь. И никогда это не было для тебя проблемой. Ты вообще очень прямолинеен.

— Отстань, ладно? И ты заблуждаешься. Я никогда этого не делал.

Вот уж правда. В случае с Кёнсу признавался сам Кёнсу — под градусом. В случаях с девушками признавались опять же девушки. Чонин ни разу в жизни ни одному человеку не говорил о своих чувствах. Даже банальное “ты мне нравишься” никогда не произносил. Представил, как он ляпнет нечто подобное преподавателю — Ким Чондэ в частности — и сокрушённо вздохнул. Даже в мыслях это выглядело не просто по-детски, а вовсе по-идиотски.

— Сделай это анонимно.

Чонин посмотрел на Кёнсу с откровенным изумлением в глазах.

— Ну не знаю, напиши ей записку и подбрось в вещи. Если она знает твой почерк, распечатай записку и подбрось.

— Может, мне ещё вырезать нужные слова из газет и журналов и наклеивать пинцетом? — огрызнулся Чонин от нелепости подобного предложения.

— Как вариант. Видишь, уже говоришь со знанием дела.

Кёнсу поспешил на собственные занятия, а Чонин разминался перед зеркалами в зале и обдумывал предложение Кёнсу. Оно по-прежнему на первый взгляд казалось идиотским, но после Чонину вспомнились подобные записки в карманах собственных курток. Иногда он находил такие между страницами в учебниках. Однажды в школе любовную записку в его учебнике нашёл преподаватель. К счастью, промолчал, просто оставил её торчать кончиком, чтобы Чонин заметил.

Записки, которые получал Чонин, были написаны от руки, но это мало что ему давало — он редко обращал внимание, кто и как из девушек пишет. Да и со временем те девушки, что писали ему записки, признавались уже открыто.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство