Азбука для двоих (СИ)

Сейчас на сцене в столбе робкого света он не пел — он отказывался от любви, сжимая влажными от пота ладонями микрофон, и надеялся, что Чондэ поймёт его правильно. Потому что в этом всегда был здравый смысл. Он всего лишь студент с не лучшей репутацией, не внушающий Чондэ особого доверия. И Чондэ честно говорил Ча Хагёну, что он влюблён в голос Чонина. Только-то. Но Чонин — это больше чем просто голос*.

Танцевал Чонин уже под светом пяти ламп и делал то же самое — отказывался. Как в песне.

Моя надежда всё обрести растаяла бесследно —

От тебя веет холодом без намёка на чувства.

Всё, что есть у меня, лишь эта мечта —

Любовь, которую ты не можешь мне дать, —

Искренняя, чистая, желанная и самая прекрасная.

Да, я всё понял. Любовь — это не то, что ты прячешь от меня,

Любовь — это то, от чего ты отказываешься.

И, как в песне, это было его “прощай”. Он пока ещё не знал наверняка, сможет ли отпустить, забыть и жить дальше без мыслей о Чондэ, но его переполняла решимость попытаться.

Ведь моя любовь словно неудержимое сияние,

Словно прекрасная бабочка,

Так легко поднялась в небо и улетела прочь, —

Ведь я не могу удержать тебя,

Как не могу удержать в небе облака,

Потому что любовь недостижима для меня.

Он кружился под звуки скрипки. Тонкая ткань липла к спине и груди. И он не смотрел. Никуда. Просто складывал музыку и танец в прощание с плотно закрытыми глазами. И всего лишь надеялся, что хотя бы сегодня его язык поймут.

В ярком свете, вспыхнувшем после последнего аккорда, Чонин поклонился и покинул сцену. Задерживаться в гримёрке не стал. Быстро переоделся и выскочил с сумкой из колледжа, грим стирал уже на ходу, сворачивая к стадиону, чтобы вернуться домой кружным путём.

Дышалось легче, чем до выступления. Сжигать мосты непросто, но зато потом — легче, потому что знаешь — отступать больше некуда. Или вперёд, или никуда.

Вообще ему полагалось остаться в холле с другими ребятами, чтобы узнать результаты, но он понадеялся на Кёнсу и Чанёля. Те наверняка позвонят, как только всё разведают. Ну или Чонин сам завтра всё узнает от Ча Хагёна — занятие танцами стояло как раз первым по расписанию.

Старый телефон напомнил о своём существовании в квартале от дома. Чонин в любом случае знал, кто мог звонить ему на этот номер, но всё равно полюбовался на набор цифр на дисплее, после чего размахнулся и бросил телефон в пруд — подальше от берега. Поставил точку.

Ровным шагом добрался до дома, просочился к себе, чтобы ни мать, ни нуны не перехватили, сцапал со спинки стула старые джинсы, сунул в угол сумку и заперся в ванной. Тщательно смывал с себя остатки грима и пот, промывал волосы и как следует вытирался после полотенцем. Натянул джинсы, присел на бортик ванны и помассировал шею и плечи, прогоняя усталость и напряжение. Хотелось танцевать ещё, но остаться в зале в колледже было плохой идеей.

Чонин выглянул из ванной, прокрался к себе, плотно прикрыл дверь и достал из ящика стола плеер. Нацепив наушники, выбрал песню под настроение и, смежив веки, принялся неторопливо танцевать. Не то чтобы он прогонял идею для выступления к следующему триместру, но кое-какие задумки имелись, а танцы в принципе Чонина успокаивали и придавали сил. В них он с лёгкостью забывался, избавлялся от всего и становился абсолютно свободным. Музыка и танец по-прежнему были его ветром в крылья.

Чонин не помнил, как долго танцевал, просто в один миг ощутил, что что-то не так. Распахнул глаза и замер под пристальным взглядом Чондэ. Тот медленно прикрыл дверь и жестом попросил снять наушники.

Чонин неохотно выполнил просьбу, достал плеер из кармана и положил на стол, стараясь дышать ровно и размеренно. И не замечать, что опять взмок. На нём из одежды только старые джинсы и красовались, но даже на них пояс промок от пота.

А потом у Чонина неслабо зашумело в голове от сильного подзатыльника.

Он ошеломлённо прижимал ладонь к пострадавшему месту и с недоумением смотрел на возмущённого Чондэ.

— Это тебе за то, что на звонки не отвечаешь.

— Я не могу на них ответить, раз уж выбросил телефон.

— И зачем ты его выбросил? — Чондэ явно сердился, и это казалось забавным. Ну и раздражало тоже. Припёрся вот и теперь отчитывает как мальчишку. Какого чёрта?

— Потому что мне надоело быть игрушкой для развлечений. Ты сам сказал, что не нужно ничего усложнять. А теперь — усложняешь. На кой чёрт ты припёрся?

— Прекрати вести себя как ребёнок. Я не прогонял тебя и не говорил, что всё кончено. А ты ведёшь себя так, словно ничего не было и не будет.

— А чего ты ждал? Ты сказал, что тебя устраивает то, что есть, что ты ничего не хочешь усложнять, и что это просто секс, хотя я говорил тебе, что хочу не этого. Если тебя всё устраивает, это не значит, что и меня всё устраивает. — Чонин поражался собственному спокойствию, но он в самом деле устал.

— До этого тебя такое всегда устраивало тоже. Или ты хочешь, чтобы я делал вид, будто ничего не знаю о тебе и твоих постельных подвигах? Твоя репутация…