Азбука для двоих (СИ)

Как ещё один удар, будто первого было мало. Чонин стиснул кулаки до боли, пытаясь осознать всё сразу. В голову одновременно лезли тысячи мыслей, из которых наиболее чёткими оставались две. Первая — его приняли за человека, оказывающего определённые услуги за деньги, и внезапность такого унижения оглушала. Вторая — гость ничуть не удивился и вёл себя так, словно Чондэ вполне мог сделать нечто подобное. Это оглушало вдвойне. И Чонин не представлял, что ему предпринять. Любые варианты выглядели смешно и нелепо. Вплоть до того, что он сам себе показался бы жалким, если бы попытался объяснить явно близкому Чондэ человеку, что находится в этом доме… на каких основаниях? На тех, что он ученик Чондэ и влюблён в него? Выглядело это теперь не лучше, чем предложенная гостем версия.

Чонин отчаянно хватался за причины, но все они утекали сквозь пальцы, как вода.

Гость пожал плечами и придвинул деньги ближе к краю стола.

— Забирай и сваливай.

Чонину кровь бросилась в лицо. Он резко развернулся, задержался в прихожей, чтобы надеть кроссовки, даже зашнуровывать не стал, и вывалился на крыльцо. Воздуха не хватало даже при рассветной свежести. Чонин едва не свалился со ступенек, наступив на шнурок, провёл ладонью по лицу и чуть не сел там, где стоял. Больше он ничего не успел, потому что дверь за спиной распахнулась, его ухватили за руку и затащили обратно в дом.

Чондэ сонно потёр глаза и разрешил всё быстро и чётко.

— Он остаётся, а ты уходишь. Деньги прихвати — на отель тебе пригодятся.

— Послушай… — начал было гость, но Чондэ мотнул головой.

— Отель. Ты мне тут не нужен. Всё, что мог, ты уже сделал. Спасибо. И проваливай.

“Спасибо” убивало ядом наповал.

Чонин отстранённо наблюдал, как гость с сумкой в руках двигался к выходу. И когда дверь захлопнулась, осталась лишь звенящая тишина. Пожалуй, Чонин впервые чувствовал себя абсолютно беспомощным и ничего не понимающим.

Чондэ мягко потянул его в гостиную, усадил в кресло, напрочь позабыв о неснятых кроссовках, убрёл ненадолго, а вернулся с чашками. Пока он занимался чаем и слонялся от кухни к гостиной и обратно, Чонин честно пытался думать, но потом оставил все попытки. Проще было спросить напрямик. Чтобы уже не мучиться и знать наверняка. И не подыхать медленно от ноющей боли в груди.

Но спросить он ничего не успел.

— Выпьем чаю и поговорим, — пробормотал Чондэ, не глядя на него и колдуя над чайником. — То есть, ты послушаешь, а потом поговорим.

На миг он остановился, потёр лицо ладонями, вздохнул и продолжил возиться с чаем уже молча. Чонин просто следил за его руками и движениями унизанных кольцами пальцев, стараясь не замечать собственное смятение.

— Наверное, ты думаешь, что у меня неважные отношения с родными, — отстранённо заговорил Чондэ, придвигая к нему чашку с чаем. — Но это не так. С родными у меня довольно ровные отношения и замечательные — с матерью. Натянутые несколько, пожалуй, с братом, но только потому, что он знает правду. Знаешь, я довольно рано понял, кто я и какой. Отчасти поэтому всегда выбирал так, чтобы оказаться дальше от семьи. Не потому, что не скучаю. Скучаю, как и все, наверное, но просто легче это воспринимаю. Мне вовсе не обременительно жить одному и вдали. Да и один я не особенно. У меня всегда хватало друзей. В последнее время мать всё чаще заговаривает о женитьбе и внуках, а это, как ты понимаешь, не то, что я смогу ей дать хоть когда-нибудь. Ты знаешь, почему.

Чондэ помолчал, осторожно тронул пальцами собственную чашку и опять вздохнул. Задавать ненужные вопросы Чонин не стал — хорошо понял намёк Чондэ в свете их прежних разговоров, когда Чондэ упоминал, что давно определился и сделал выбор. Чондэ никогда не интересовался женщинами. Вообще никогда. Он ровно общался с ними, шутил и смеялся, но всегда вёл себя так, словно они только друзья. И Чондэ никогда не попадал в неловкие ситуации, если речь шла о женщинах.