Азбука легенды. Диалоги с Майей Плисецкой

Допускаю. Не считаю, что во всем права. Но доверять своему художественному чутью и опыту просто необходимо. Да, я часто ошибалась, и довольно серьезно. Но когда меня убеждают, что эта или та танцовщица – великая балерина, меня нельзя уговорить: если для меня это плохо, то плохо. Может даже «война» начаться, но я буду стоять на своем, и никакое авторитетное давление не убедит меня изменить мнение о пресловутом значении «дутых» режиссеров, актеров, балерин. Ведь для меня это бред, паноптикум какой-то. Я застала при жизни великих мхатовских актеров Кторова, Станицына и других. Если было здорово, я умирала от восторга, если плохо, лучше не спрашивайте. Любовь Орлова нам еще в детстве казалась просто кривлякой. Прошло более полувека, но и теперь отдельные журналисты продолжают внушать: Орлова, Орлова… И фильмы Александрова «для Сталина» теперь превозносятся как шедевры. И тогда М. Ладынина и Л. Орлова не вызывали у меня восторга, и теперь никто не уговорит меня, что это бесподобно. Или Алла Тарасова, неповоротливая «глыба». А как их невообразимо «раскрутили» еще в те времена: Тарасову и Еланскую. Или «великий» Лоуренс Оливье – это просто средний актер. Тоже раскрутили. Сэром сделали! В силу каких таких тайных причин? Но мне нельзя внушить. Вот Чарли Чаплина я воспринимаю до его звуковых картин как гения. Был такой актер Чарльз Лаутон. И он, на мой взгляд, гений. Помню, он еще до Отечественной войны, уже старый, играл судью в паре с Марлен Дитрих. Она тоже замечательная актриса. Гениальный режиссер Билли Уайлдер! Почему сейчас раскрутили этого ужасающего Вуди Аллена, я не понимаю. Конечно, это мое эмоциональное восприятие. А вообще, я говорю много лишнего.

Но зато совершенно искренне. Без всякой маски.

Маска — это кошмар. Если артист прячется за маской, он бездарь. Ему нужен внешний имидж: либо серьга, либо длинные волосы, или еще что-нибудь. Потому что искусством взять не может. Знавали мы пианистов, которые играли с такой миной, будто клавиши плохо пахли. Если человек с претензией в прическе и в поведении, то у меня никакого желания идти на его концерт. Другие идут, и нравится, и… пожалуйста. Вы знаете, я никогда не была страстной поклонницей Святослава Рихтера. Он был слишком эксцентричен: и в жизни, и в игре. Мне больше нравился Эмиль Гилельс, потому что он всегда играл естественно. Крепко так, как гриб-боровик.

Нравится, не нравится – это категория очень спорная. И касающаяся, как мне кажется, в равной степени и артистов, и публики. Часто артист играет или танцует с ощущением удовольствия, собственного наслаждения. Он думает – это прекрасно, потому что он так ощущает. Важнее, наверное, чтобы прекрасное сделать ощутимым для зрителей. Чтобы возникала аура единения сцены и зала.

Несомненно. Поэтому я не танцую дома, не пишу в стол. Если моя работа находит отзыв и интересна, тогда это имеет смысл.

Как Вы об этом узнаёте?

Знаете, когда я писала свою первую книжку воспоминаний, я же писала не для того, чтобы самой ее читать. И если она раскупается и переводится постоянно на разные иностранные языки, значит это кому-то интересно.

Но когда Вы выходите на сцену, может ли иногда срабатывать некая инерция успеха: у Вас такое имя, Вы – живая легенда? Как Вы сами оцениваете: сегодня получается хорошо или не очень?

Чувствую связь с залом, как действую на публику.

Мистика?

Мистика есть. Иногда какие-то мурашки. Когда я «выхожу Лебедем», чувствую спиной зал. Я не знаю, что это.

Дыхание зала?

Не знаю, обыкновенно вроде бы дышат. Но я чувствую, что я зал взяла, не знаю – чем. Есть моменты, которые очень трудно объяснить. Это какая-то гибель. И вообще, если начинаю думать, как я это сделала, то не могу больше повторить. Знаете, как в известной притче – шел бородатый дед по улице, за ним мальчишки бежали и дразнили его: ты, дед, когда спишь, бороду кладешь под одеяло или поверх? Дед задумался и с тех пор перестал спать. Это о том же. У актеров часто спрашивают: как вы это делаете? А никак.

Хоть Вы и назвали в полемическом задоре балеты прежних лет «нафталинными», это были этапы развития балетного искусства. Некий музей балета.