Азбука легенды. Диалоги с Майей Плисецкой

Вскоре приехала ее сестра Эльза, и мы с ней тоже познакомились. Она привезла духи «Бандит». Потом этой маркой духов я пользовалась долгие десятилетия, до тех пор, пока их не продали американцам и я к ним не охладела. Впрочем, об этом я уже написала в своей книжке. Но лет тридцать я душилась только ими. Раньше за кулисы заходили и говорили: «Майя Михайловна уже в театре». С Эльзой мы тоже сдружились, и потом я жила у нее дома в Париже. Она меня буквально вытащила из отеля. Это был еще 1961 год. Все было запрещено, и если бы не ее муж Луи Арагон, то такую ситуацию и представить себе невозможно было в те годы – советская артистка за границей и без надзора КГБ. А так – авторитет главного редактора газеты «Летр Франсез», коммуниста и прочее. Словом, я была как бы под защитой Французской компартии.

Прислушивались ли Вы и другие творческие персоны из окружения Лили Брик к ее мнению? Считаете ли Вы, что она в каком-то смысле устанавливала критерии: что хорошо и что плохо?

В каком-то смысле – да. Но лично я считала, что она была очень субъективна и относилась к людям, и особенно к творческим личностям и их произведениям, в зависимости от своего расположения. Лично меня она терпела, потому что я была с ней строга. То, что себе не позволял никто. Люди стояли перед ней по стойке смирно.

Это меня поражает: стоять по собственному желанию навытяжку.

Меня тоже.

Кто на Вашей памяти бывал у Лили Брик?

Кроме Эльзы Триоле и ее мужа Луи Арагона, я у нее встречала выдающихся поэтов Виктора Соснору, Андрея Вознесенского, Николая Глазкова, Виктора Бокова, Маргариту Алигер… Пабло Неруда, помню, подарил мне у Лили на квартире какие-то бусы. Хорошо помню Виктора Шкловского, который на старости лет «переменил» жену. Ну, вы знаете, как он выглядел – у него голова была «босиком», как бильярдный шар. Лиля его спросила: «Виктор, скажи, почему ты переменил жену?» – «Знаешь, Лилечка, прежняя мне говорила, что я гениальный, а теперешняя – что я кудрявый».

Кого только у нее не было. Там я познакомилась и с Щедриным.

И все же, жила-была такая женщина. Судя по всему, выдающаяся. В чем состояла ее роль?

Да, это тоже роль – привлекать к себе людей. Притягивать, как магнит. К ней с удовольствием шли все. Она говорила на всех языках и в прямом и в переносном смысле. Она, конечно, разрывалась и мучилась Россией. Это точно. Но для карьеры жила в Стране Советов. Всю жизнь хотела жить в Париже и иметь все, быть богатой. Но не могла. Кем бы она была в Париже? Никем. А в России она была Музой Маяковского. Она хотела себе установить такой негласный памятник.

Во всяком случае, ей удалось стать некоей культовой фигурой, что для меня лично до конца непонятно – почему? Как общались Вы между собой? Влияла ли она конкретно на Вас?

Нет, на меня она не влияла, так же, как и на Щедрина. Она могла или признавать, или нет. Мы уже говорили об этом: она узнавала талант каким-то двадцать пятым чувством. Надо сказать, что само по себе тоже редкий талант. Наверное, такой же редкий, как и все остальные. И если у тебя есть, благодаря художественному авторитету, еще и возможность влиять одним лишь своим предпочтением, собственной оценкой или необходимым поощрением – это огромное дело для всех, особенно для творцов. Может быть, все-таки лучше всего о ней сказал Маяковский: «Ты не женщина, ты исключение».

Надо сказать, Лиля Брик была от природы разносторонне одаренный человек. Она переводила стихи, пьесы, сама с успехом снималась в кино как актриса, даже немного училась балету. Лиля была и незаурядный скульптор. У нее дома я видела скульптурные портреты Осипа Брика и ее собственный автопортрет – совсем неплохо! Только всем этим она занималась время от времени, как говорится, в охотку.

Ее рисовали и фотографировали, ей посвящали стихи, писали о ней книги. Достаточно назвать замечательные работы Родченко, не говоря уже о Маяковском.