Азбука литературного творчества, или От пробы пера до мастера Слова

Разве об этом не нужно говорить только потому, что Толстой — «гений русской литературы»?

Но перейдём к тому, как Михаил Дунаев защищает Льва Толстого.

Автор статьи «Как же графу не быть графоманом?» выбирает чрезвычайно неудачную линию защиты. Он, как я уже упомянул, доказывает, что чёрное на самом деле есть белое. «Рассказ „Черепаха“ как раз неплох, дурны критерии критики», — пишет он. Надо же! Те критерии, по которым Логинов оценивает язык Толстого, неверны! Неверно то, что текст должен быть свободен от паразитных рифм, тавтологии, плеоназмов, мусорных слов! Вот уж чего я не ожидал, так это защиты «Черепахи» с такой позиции! Знаете, если мы все начнём писать так, как Толстым написана «Черепаха», то это будет конец русской литературы! Логинов абсолютно прав в каждом своём слове. Ни один редактор ни в одном самом непритязательном издательстве сегодня не допустил бы сказку «Черепаха» в печать!

Известный писатель — тот, у кого берут и слабые вещи; знаменитый — тот, кого за них хвалят.

Габриэль Лауб

«Кто сказал, что повторы слов недопустимы?» — спрашивает Дунаев. Да допустимы, все это понимают. Но те повторы, которые обосновываются специальным стилистическим заданием, а не те, что делает Толстой! «Он стал торопиться, лапами подле неё рыть яму. И когда вырыл яму, то лапами завалил в яму черепаху и закопал землёю». Как вам, а? В двух предложениях три раза слова «яма», два раза — «рыть» и два раза — «лапами». И никакой спецзадачи, обычное повествование… Не понимаю, о чём мы говорим, о чём спор. Почему г-н Дунаев так рьяно защищает именно «Черепаху»!

«На основании этих критериев я берусь сбросить с пьедестала любого классика», — говорит Дунаев. И приводит пример — строку Пушкина «На берегу пустынных волн…» Да, действительно, у волн берегов не бывает, и не могут волны быть «пустынными». И, действительно, здесь мы имеем понятный, выразительный образ, литературная форма которого тем не менее нарушает литературные каноны… Но ведь это стихи, г-н литератор, а стихосложение и есть то самое специальное стилистическое задание, которое оправдывает многое! Многое из того, что неприемлемо в прозе!

Дунаев называет Логинова компьютером. В том смысле, что Логинов подходит к тексту с математически точной редакторской меркой, не читает, а «сканирует» текст. И именно поэтому спотыкается на толстовских «ляпах». «Г-ну Логинову не хватает языкового чутья», — пишет он. По Дунаеву, чтобы насладиться языком Толстого, надо иметь «талант читателя».

Я не понимаю таких рассуждений. В восприятии текста я опираюсь на общеупотребительные представления о грамотности. И, естественно, так же, как и Логинов, подхожу к тексту с определённой меркой. И… Как я могу оценить красоту фразы из сказки «Черепаха»: «Детей они выводят яйцами»?! Какой мне нужно для этого иметь «талант читателя»? Или г-н Дунаев хочет вознести моё восприятие художественного текста на уровень интуитивного понимания? Вернее, понимания, априори заданного на восхищение оттого, что я читаю классика? Или сугубо субъективного восприятия, когда любая «сказка, рассказанная идиотом, полная звуков и страсти и ничего не значащая», будет восприниматься как песня?!

Дунаев говорит: «Вообще, вот так (то есть, как Логинов. — И. Г.) русскую литературу читать, это только и делать, что дёргаться». Знаете, мне это соображение очень напоминает разговоры о загадке русской души. Обычно о ней вспоминают, объясняя какую-нибудь откровенную глупость, которая ломает жизнь нашего, русского, человека. Ну, вот и в творчестве мы приехали к тому же: теперь у нас к загадкам русской души добавилась ещё и загадка русской литературы. Умом, понимаешь, российскую литературу не объять, её аршином не измерить, в неё можно только верить!

Мне очень жаль, что приходится защищать чистоту русского языка, ставя под сомнение достоинства творчества великого русского писателя Л. Н. Толстого и оппонируя профессору Московской Духовной академии Михаилу Дунаеву. Но если мы сегодня будем оправдывать неправильности речи, неграмотность письма, то завтра эта неграмотность грозит воцариться повсеместно. Положение с русским языком уже самое неприглядное!

И если так, то с какими мерками нам надо подходить к текстам классиков?

Впрочем, достаточно об отношении к классике и грамотности литературного письма. Поговорим об этической стороне вопроса.