Азбука литературного творчества, или От пробы пера до мастера Слова

«После долгих размышлений я решил, что мне следует стремиться к ясности, простоте и благозвучию», — писал француз Моэм. Именно так. Именно этого ожидает от писателя читатель. Ясности и простоты, элементарной грамотности изложения, смысловой опрятности. Благозвучия. И не только в понимании задач фоники. Благозвучие — это ведь ещё последовательность звуков, производящих «благо для всех». Звуков, утверждающих категорический императив этики в литературе.

Такие простые требования.

Такие естественные — для психологии читательского восприятия, для любой светлой составляющей человеческой натуры…

Так о чём же мы спорили?

(«Литературная Россия», № 16, 2002)

«Оригинал» как зеркало русской литературы

Интеллектуальная проза… Наверно, читающая публика давно ждала появления чего-то подобного, правда, никак не обозначая этого своего ожидания. Ею давно проглочены и оставлены навсегда в прошлом без права возрождения в настоящем книги Агаты Кристи и Джеймса Чейза; угас её когда-то бешеный интерес к Стругацким; прочитаны бесконечные конаноподобные фантастические зарубежные саги; сведено на короткую ногу знакомство со Стивеном Кингом; современные российские детективы и боевики, а также фантастика — этим уже никого не удивишь, наелись… «Игровая», надуманная проза, пусть и талантливо написанная, пусть и даже основанная на реалиях сегодняшнего дня, но предназначенная прежде всего для развлечения читателя, а не для работы его ума и души, стала надоедать. Захотелось «разговоров о главном», о высоком, литературы «серьёзной», написанной «серьёзными» людьми, современниками для современников…

Может быть, так рассуждал известный переводчик и знаток переводной литературы Борис Кузьминский, когда начинал работу по формированию серии современной российской интеллектуальной прозы «Оригинал», издаваемой сегодня в издательстве «Олма-Пресс»? Так или иначе, с основанием серии он угадал. Книги «Оригинала», вопреки ожиданиям издательства, имеют успех. Достаточно сказать, что трёхтысячный тираж любой новинки серии в Москве «уходит» за две недели. Рекордные по сегодняшним меркам показатели уровня книжных продаж.

Смело можно сказать, что появление серии «Оригинал» стало событием в мире российской литературы.

Но действительно ли это та литература, которую ждал читатель? Действительно ли она интеллектуальна? И действительно ли произведения авторов «Оригинала» соответствуют той характеристике, которую даёт им Борис Кузьминский и которая указана на обложке каждой из книг «Оригинала», — «Литература категории А»?

* * *

Честно сказать, приступая к знакомству с «Оригиналом», я был преисполнен здорового скепсиса. Не может, рассуждал я, ни одно коммерческое издательство сегодня позволить себе издавать по-настоящему художественную и интеллектуальную прозу: такая работа себе в убыток. Оно может позволить себе только поиграть в подобные игры — будет издавать книги, по литературному антуражу лишь претендующие на «серьёзную» литературу, но содержащие всё ту же ненормативную лексику, насилие, порнографию, «и плач, и стон, и скрежет зубовный» — одним словом, всё то, что так нравится пресловутому «массовому читателю». Такие книги читатель будет покупать: с одной стороны, престижно — интеллектуальная проза! — с другой стороны, не накладно: в книге всё тот же привычный набор «приключений».

Вот с такими мыслями я приступил к знакомству с серией «Оригинал». И первая же книга, выбранная мною наугад, роман Кати Ткаченко «Ремонт человеков», не опровергла моих предположений. О литературной состоятельности произведения ничего сказать не могу — я его не читал: я не читаю порнографию. А «Ремонт человеков» — откровенная порнография. Я просмотрел первые несколько страниц и остановился на сцене, в которой главная героиня «опустила белый пластиковый стульчак, расстегнула плащ, подняла юбку и резко стянула с себя колготки и трусики»… Дальше я стал просто пролистывать книгу… Что удивительно, автор очень любит помещать свою героиню в антураж туалетной комнаты, видимо, считает, что сексуальные переживания читателя очень прочно связаны с видом унитазного бачка и запахом фекалий.

Как я уже упомянул, о романе как о литературном произведении мне трудно что-то сказать. Понятно, что писал профессионал: автор уверенно владеет слогом, интересно выстраивает сцены, умеет интриговать. А в некоторых местах, похоже, даже восходит к некой форме белого стиха. Так что, с большой натяжкой можно утверждать, что «Ремонт человеков» — это поэтика порнографии и секса. Может быть, именно этот — только что придуманный и присвоенный мною роману — статус произведения прочувствовал составитель серии и поставил книгу в «Оригинал»? Надо бы спросить у Бориса Кузьминского…

Я осторожно взял с полки следующую книгу — авторский сборник Константина Плешакова «Красный камень».