Азиатская европеизация. История Российского государства. Царь Петр Алексеевич

Князь Ромодановский занимал особое место и в государстве, где носил небывалый титул «князя-кесаря», и в петровской разгульной «компании», которая должна была даже во время безобразий Всепьяннейшего Собора воздавать Федору Юрьевичу больше почестей, чем царю.

Пример этому подавал сам Петр, всегда относившийся к Ромодановскому с утрированным пиететом. Все, включая государя, должны были вставать, когда Федор Юрьевич входил в помещение. Никто не смел въезжать к Ромодановскому во двор верхом или в повозке – даже Петр перед воротами спешивался.

Нартов в своих записках описывает эпизод, красноречиво демонстрирующий уникальные взаимоотношения «кесаря» с «князь-кесарем».

«Случилось государю летом идти из Преображенского села с некоторыми знатными особами по Московской дороге, где увидел он вдали пыль, потом скачущаго ездового или разсыльщика, машущего плетью и кричащего прохожим и едущим такия [слова]: “К стороне, к стороне! Шляпу и шапку долой! Князь-цесарь едет!” ‹…› Государь, остановясь и не снимая шляпы, сказал: “Здравствуй, мин гнедигер гер кейзер!” ‹…› На сие не отвечая князь ни слова, при сердитом взгляде, кивнув только головою, сам продолжал путь далее.

‹…› Князь отправил… к нему грозного разсыльщика с объявлением, чтоб Петр Михайлов явился к ответу. Государь, догадавшись тотчас о его гневе, пошел на свидание. При вшествии его величества Ромодановский, не вставая с кресел, спрашивал сурово так: “Что за спесь, что за гордость! Уже Петр Михайлов не снимает ныне цесарю и шляпы! Разве царя Петра Алексеевича указ не силен, которым указано строго почитать начальников?” – “Не сердись, князь-цесарь, – сказал Петр Великий, – дай руку, переговорим у меня и помиримся”».

Разумеется, в подобных сценах проявлялась петровская склонность к шутовству, но Федор Юрьевич отнюдь не исполнял карикатурную роль «царя» Симеона Бекбулатовича при Иване Грозном. Ромодановский был вторым по могуществу – и первым по грозности – лицом в государстве, с Петром он держался весьма независимо. Князь не только имел право без доклада входить к царю в любое время, не только давал ему советы по всем сферам управления, но и позволял себе спорить с гневливым монархом. Например, известно, что Федор Юрьевич осудил брак Петра на безродной полонянке Екатерине – и не попал за это в опалу.

Чем же объяснялось почтение, с которым грубый, мало кого уважавший монарх относился к Ромодановскому?

Конечно, не знатностью, хоть князь происходил по прямой линии от Всеволода Большое Гнездо, а стало быть, от Рюрика. И не почтенными летами – государь с легкостью унижал вельмож, бывших старше Ромодановского и родом, и возрастом.

Больше всего Петр ценил в людях полезность, и в этом смысле князь-кесарь не имел себе равных. Это был единственный человек, кому молодой царь доверял управление государством во время длительных отлучек.

Имел значение и масштаб личности Ромодановского. Будучи сам натурой крупной, Петр ценил это качество и в других.

Кроме того, Федор Юрьевич не брал подношений и не пользовался своей почти бесконтрольной властью для личного обогащения.

Тот же Нартов рассказывает еще одну занятную историю.

Сразу после Нарвского поражения, в самые тяжелые для страны дни, когда Петр был в отчаянии, не зная, откуда при пустой казне взять средства для снаряжения армии, князь-кесарь отвел царя в некую тайную палату и отдал сокровища, оставленные Алексеем Михайловичем на черный день. «При конце жизни своей, призвав меня к себе, [царь] завещал, чтоб я никому сего из наследников не отдавал до тех пор, разве воспоследует в деньгах при войне крайняя нужда. Сие его повеление наблюдая свято и видя ныне твою нужду, вручаю столько, сколько надобно…» Далее автор заключает: «Сия-то великая заслуга поселила в сердце Петровом благодарность такую к князю Ромодановскому, что он пред всеми прочими вельможами князя Ромодановскаго, которому отменное почтение монарх оказывал и доверенность, более любил». Возможно, этот анекдот является легендой, но во всяком случае он свидетельствует о той репутации, которой пользовался при дворе Федор Юрьевич.

Думается, что ореол, окружавший Ромодановского, объяснялся и еще одной причиной. Петр очень хорошо понимал золотое правило всякой диктатуры: всегда должен быть некто, более страшный и жестокий, чем сам правитель – точно так же Иван IV нуждался в Малюте Скуратове.

Федор Ромодановский. Н. Иванов.

Что-что, а наводить ужас Ромодановский умел очень хорошо. Он был страшен и видом, и нравом. «Сей князь был характеру партикулярнаго [особенного]; собою видом, как монстра; нравом злой тиран; превеликой нежелатель добра никому; пьян по вся дни; но его величеству верной так был, что никто другой. И того ради… оному [царь Петр] во всех деликатных делех поверил и вручил все свое государство», – пишет Борис Куракин.