Под «катастрофой» имеется в виду неудачное вмешательство Головкина в малороссийские дела. В 1708 году он получил от царя задание разобраться в деле о доносе Кочубея и Искры на Мазепу, которого ближайшие соратники обвиняли в измене. Гавриилу Ивановичу было ясно, что Петр гетману доверяет и желает его оправдания, поэтому следствие проводилось очень просто: информантов подвергли пытке и заставили отказаться от показаний. В апреле Головкин, добившись желаемого, пишет государю: «Понеже Кочубей зело стар и дряхл безмерно, того ради мы его более пытать опасались, чтоб прежде времени не издох»; в июле обоих московских сторонников предают казни; Мазепа спокойно продолжает сношения со шведами и три месяца спустя переходит на их сторону. Никакой ответственности за такое «расследование» Гавриил Иванович не понес. Напротив, он возносится всё выше и выше.
В 1707 году он становится имперским графом, в 1709-м – российским, а сразу после Полтавы наконец удостаивается канцлерского звания, в прежние времена неформального, а теперь официально утвержденного.
Все демарши отечественной дипломатии, очень активной в это время, осуществлялись под присмотром Головкина – именно под присмотром, а не под руководством, поскольку внешнюю политику государства направлял лично Петр.
К концу Северной войны Гавриил Иванович достиг такого влияния, что выговорил себе почетную и выгодную миссию просить Петра по случаю Ништадтского мира принять титул Отца Отечества и императора всероссийского. В пышной речи, которую Головкин зачитал от имени Сената и народа, звучали те самые слова, которые царь больше всего желал слышать: «Токмо единые вашими неусыпными трудами и руковождением мы, ваши верные подданные, из тьмы неведения на феатр славы всего света и тако рещи из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены».
Г.И. Головкин.
Наградой за усердную и благоразумную службу Гавриилу Ивановичу были не только чины, но громадное богатство. Как и большинство современников, канцлер был нечист на руку. В 1713 году Петр поручил надежному помощнику важнейшее для пустой казны дело – искоренить коррупцию в подрядном деле. Это было задание, с которым Головкин не справился, да и не мог справиться – у него самого рыло было в пуху.
К концу жизни Гавриил Иванович владел 25 тысячами крепостных, а в столице ему принадлежал весь Каменный остров. Притом Головкин слыл чудовищным скрягой. Голштинец Берхгольц пишет: «Одет он всегда как нельзя хуже: большею частью на нем бывает старомодный коричневый кафтан. О скупости его можно бы много рассказать; меня уверяли, что если он не превосходит «Скупого» во французской комедии, то по крайней мере и не уступает ему». Побывав во дворце у Гавриила Ивановича, Берхгольц поразился тому, что главным украшением парадной залы там был повешенный на стену парик, который хозяин никогда не надевал, чтоб не истрепать.
Обычно историки оценивают Головкина как государственного деятеля не слишком высоко, считая его всего лишь исполнителем, а К. Валишевский даже называет канцлера «декоративным ничтожеством», однако этот умный человек вел себя тихо и безынициативно только потому, что при властном, во все вмешивавшемся царе это была самая надежная тактика. Когда Петра не станет, Гавриил Иванович покажет себя по-иному.
Царский спаситель
Заместитель Головкина подканцлер Петр Павлович Шафиров имел не меньше веса в дипломатических делах, чем его начальник, и уж во всяком случае сыграл более значительную роль в истории.
Это был выскочка, пробившийся на самую вершину государственной лестницы за счет дарований и удачи, – как Меншиков или Ягужинский. По происхождению Шафиров был евреем. Его предки жили в литовском Смоленске и попали в московское подданство, когда этот город был отвоеван войсками царя Алексея, то есть в 1654 году. Отец будущего вельможи в детстве звался Шая, но семья приняла православие, и мальчик получил уже христианское имя – Павел. Впоследствии подканцлер будет говорить, что его фамилия происходит от слова «сапфир», но скорее всего это распространенная ашкеназская фамилия Шапиро.
Чем Петр Павлович занимался в ранней юности, неизвестно. По одной версии, скучной, его отец служил переводчиком в Посольском приказе и пристроил туда же сына. По другой, более интересной, царь Петр, прогуливаясь по московским торговым рядам, случайно разговорился с молодым «сидельцем» (приказчиком), «узнал его разум» и велел идти на службу толмачом, ибо юноша оказался сведущ в нескольких иностранных языках. Так или иначе, с 1691 года в Посольском приказе числится переводчик Петр Шафиров (упоминаний о службе его отца в документах нет). Работал он вначале только с немецким языком, который, вероятнее всего, знал по близости к идишу, но впоследствии выучился латыни, польскому, французскому и итальянскому – это был человек больших способностей.