Азиатская книга

В семейном храме молятся каждое утро, в деревенском — каждые две недели, а в районном (public temple) — каждые полгода по случаю особенно важных праздников и церемоний. Прихожане совершают пуджу в основном на балийском, а священники — на санскрите. Бали — единственный из семнадцати тысяч островов Индонезийского архипелага, где большинство — индуисты. Правда, здешний индуизм имеет довольно отдаленное отношение к индийскому. Индонезийский индуизм, как и индонезийский ислам, — по сути синкретизм. Вера в триединство Брахмы, Вишну и Шивы сочетается с культом предков. Верховное божество, Санг Хьянг Види Васа, изображаемое в виде пустого трона под церемониальным зонтом тедунг, — это одновременно и индусский брахман, и коллективный дух предков, представляющий высшее начало в автохтонной религии австронезийцев.

В какой-то момент начинает казаться, что каждое второе здание — храм. Недаром «остров ста тысяч храмов». По адату в каждой деревне должно быть как минимум три храма: «пура пусе» (храм творения, посвященный Брахме), «пура деса» (храм жизни, вотчина Вишну) и «пура далем» (храм смерти, чертог Шивы). Эту троицу мы видели и в Прамбанане, но бали йская храмовая архитектура сильно отличается от яванской. Обе, впрочем, невероятно сложны и великолепны. Дело в том, что индонезийцы — мало того что прирожденные рассказчики, еще и лучшие в мире скульпторы. Правда, на Бали скульптурное мастерство, как и все остальное, давно поставлено на коммерческую основу. От статуй демона-хранителя Ракасы и богини плодородия Деви Шри быстро начинает рябить в глазах, а от лоточных статуэток Будды и влюбленных, переплетенных в причудливых позах «Камасутры», — и подавно. Как нам объяснили, здесь существуют целые деревни, чьи жители все до единого с утра до вечера заняты изготовлением этого туристического ширпотреба.

Перед каждым домом — пенджор, саженный бамбуковый шест, украшенный цветами, колосьями риса и листьями банана в честь праздника Галунган. Что за праздник такой? «Ну это как бы наше индонезийское Рождество». Обожаю такие объяснения. Другая цитата из того же разговора: «…А вечером там будет танцевальное шоу на основе сюжета из „Рамаяны“. Вы знаете „Рамаяну“? Ну это как индонезийская история Ромео и Джульетты». Верните мне Янто, чтобы разложил все по полочкам в сказовой форме. Кстати, во время посещения Прамбанана он умудрился-таки пересказать Соне и Даше весь сюжет «Рамаяны», используя каменные рельефы на стенах храма в качестве наглядного пособия. Это вам не снисходительные отговорки вроде «Галунган — индонезийское Рождество».

С другой стороны, балийского собеседника тоже можно понять. Ведь на Бали чуть ли не каждый третий день — какой-нибудь религиозный праздник. Если станешь подробно объяснять любопытным значение каждого из них, ни на что другое времени не хватит! К тому же у большинства приезжающих сюда иностранцев, кажется, настолько плотный курортный график, что им и самим не до обстоятельных дискуссий. Йога, массаж, медитация, шопинг — надо всюду успеть. И потому Убуд, известный на Бали как центр традиционных ремесел и художественной жизни, похож на улей, где денно и нощно снуют жужжащие пчелы-мопеды и толпы белых людей мечутся между храмами, ресторанами и сувенирными лавками, пропахшими почему-то нафталином, как будто это одно из балийских благовоний. Самих балийцев в этом городе почти не видно; соотношение между приезжими и местными — десять к одному. Местные — это те, кто обслуживает экспатов, подливает им брем и арак[123]. Больше 50 процентов балийцев работают в туристическом секторе.

Вечером перед храмом богини Сарасвати дают обещанное представление: «легонг кератон», придворный яванский танец аж XII века. Правда, весь антураж (кафе «Лотус», комплексный обед с представлением на закуску) вызывает ассоциации не столько с яванским Средневековьем, сколько с экранизацией одной из книг Агаты Кристи про великого сыщика Эркюля Пуаро. Действие книги и фильма начинается на каком-нибудь экзотическом курорте, где сошедшие на берег пассажиры круизного судна растроганно смотрят красочный танец восточных кукол-неваляшек. Среди присутствующих — майор такой-то и леди такая-то, записной остряк-холостяк, экзальтированная вдова, мизантроп-энтомолог. Все они впоследствии окажутся в списке подозреваемых. За кадром звучит аккомпанемент гамелана, напоминающий металлический звон заводной игрушки.