Азиатская книга

Но какое нам дело до тех экспатов и на что нам лайфхаки, когда нам преподают урок индонезийской гастрономии на полевой кухне под сенью лаврового дерева и питайи? В жизни есть несколько занятий, которые действуют на меня лучше любого успокоительного: играть в бадминтон, кататься на беговых лыжах, собирать грибы, готовить на кухне какой-нибудь сложный обед. Это мои варианты идеальной отключки и безусловного счастья. Иначе говоря, мне здесь хорошо. Мы с Соней работаем в паре, одна разделочная доска на двоих. Режем овощи, натираем коренья. Смешиваем и толчем в ступе «бумбу», набор специй, составляющий основу чуть ли не всей индонезийской кухни. Лук-шалот, чеснок, большой и малый галангал, куркума, имбирь, семена лумбанга, семена кориандра, черный и белый перец, креветочная паста, перец чили, лемонграсс, мускатный орех, индонезийский лавровый лист («даун-салам»), листья каффир-лайма и кокосовое молоко — вот минимальный список обязательных ингредиентов. Индонезийская кухня — ароматная, изысканная и куда более разнообразная, чем тайская, которую она отчасти напоминает.

За обедом Дикки рассказывает нам историю местной знаменитости, одного из первых художников-экспатов. Его звали Адриен-Жан ле Мейер, он приехал на Бали из Бельгии в 1932 году, на заре первого туристического бума. В санурском варьете он влюбился в юную танцовщицу по имени Ни Поллок. Выкупив ее у хозяина варьете, взял к себе в содержанки и через некоторое время женился на ней. Говорят, она тоже страстно его любила и мечтала создать с ним семью. Но он, уже немолодой человек, запретил ей заводить детей под предлогом того, что беременность испортит ей фигуру (она ведь служила ему натурщицей). Потом он заболел раком, кажется, носоглотки и уехал на родину умирать, а Ни Поллок завещал попечительство над его домом-музеем в Сануре. «Когда будете там, обязательно зайдите в этот музей по дороге на пляж».

* * *

Одна из главных достопримечательностей Убуда — обезьяний лес, там живет несколько тысяч макак. Туристы и макаки изучают друг друга, стараясь при этом не встречаться взглядами. Если смотреть обезьяне в глаза, она воспримет это как признак агрессии. Азиатам легко: они и так приучены с детства не заглядывать никому в глаза, у них это считается неприличным. А как быть нам, белым людям, привыкшим к зрительному контакту? Учиться разглядывать незаметно, как бы не глядя.

— Даша, им ни в коем случае нельзя смотреть в глаза. Ты поняла?

— Да, я поняла: если посмотреть обезьянке в глаза, ничего плохого не случится, кроме того, что она может глаза выцарапать.

Макаки, надо сказать, и правда ведут себя довольно агрессивно: нападают, хватают бутылки с водой, фотоаппараты. Вот одна выхватила из чьей-то сумки тюбик с противосолнечным кремом и, выдавив крем, принялась его есть. Какая-то немка кричит: «Остановитесь, зачем вы его этим кормите? Это же отрава!» Какой-то китаец хихикает и снимает лижущую крем обезьяну на видео. Вот другая, более дружелюбная макака запрыгнула присевшему на скамейку юноше на колени, и теперь он боится шевельнуться. Вот обезяньи детеныши играют на детской площадке, а их матери выгуливают их, держа за хвосты, и разнимают, когда те начинают драться. Вот обезьянье семейство — самец, самка и два детеныша — сидит на перилах моста. Один из детенышей, совсем маленький, сидит у матери на руках. Каждый раз, когда он пытается убежать, она, почти не глядя, ловит его за хвост, как за поводок, и возвращает на место. Самец играет с младшим в гляделки, пока старший детеныш под шумок поедает родительский кокос. Обезьяны толпятся вокруг кормушек с кокосами, а люди — вокруг обезьян.

Все внимание сосредоточено на макаках, но не менее интересен и сам лес: многоярусный полог джунглей, где верхний ярус занимают кроны саподиллы и сейбы, многоствольные баньяны и хвощевидные казуарины, а средний — пупырчатые стволы крокодилового дерева, густые заросли мелинжо, огненные цветы эритрины, розовые гардении. Мох плотно окутывает толстые стволы и ветви, свисая с них длинными прядями; ползучие растения тянутся от одних деревьев к другим. Нижний же ярус, увы, завален грудами мусора. У обезьян этот мусор вызывает живой интерес, они увлеченно копаются в нем, а некоторые, особенно бесстрашные и любознательные, покидают родной лес и выбираются в город в поисках новых помоек. Вот одна залезла на крышу книжного магазина и не знает, что делать дальше.

* * *

Выйдя из леса, мы тоже направляемся в этот книжный. Оказывается, у них там отличная подборка азиатской классики, от «Повести о Гэндзи» и «Сна в красном тереме» до Сосэки Нацумэ и Кэндзабуро Оэ. Из европейской классики — Оруэлл, Харди, Диккенс, По, Достоевский. В секции «международный бестселлер» — обязательные «Шантарам» и «Ешь, молись, люби». А из индонезийцев — тетралогия Прамудьи Ананты Тура и «Красота — это горе» Курниавана. Вот и вся индонезийская литература.