Азиатская книга

Увидев многотысячную толпу, тянувшуюся от входа в усыпальницу до противоположного конца главной аллеи, я уже собрался было повернуть обратно (издали поглядел, и ладно). Но: «Тот не бывал в Индии, кто не посетил Тадж-Махала», — заявил Сандип, который сам до этого видел знаменитый мавзолей лишь однажды в далеком детстве. Через неделю он использует ту же тактику, агитируя меня поехать с ним в южный штат Керала: «Тот не бывал в Индии, кто не посетил Кералу, родину индийского театра и невероятно вкусного садья. Знаешь, что такое садья? Пир на банановых листьях!» Если малаяльскую кухню мне предстояло попробовать впервые, то с малаяльским театром катхакали, воспетом в бестселлере «Бог мелочей», я был знаком и раньше. Несколько лет назад одна из последних трупп, специализирующихся на этом древнем виде искусства, приезжала в Нью-Йорк. Гастроли индийского театра были приурочены к празднику Дивали, почти совпавшему в тот год с Хеллоуином. Пока по улицам Гринвич-Виллиджа шел шумный хеллоуинский парад, на сцене театра в Линкольн-центре разворачивалось еще более красочное и бесшабашное действо. Казалось бы, традиционные театры Востока (а я видел японский, китайский, корейский и даже лаосский театр) все в общих чертах немного похожи друг на друга: сложная символика, суггестивность мимики и жестов, перкуссионный аккомпанемент, использование масок. Все это было и тут, но мне показалось, что катхакали по сути куда ближе к африканскому театру, чем к японскому или китайскому. Вместо экономных шажков пекинской оперы — тигриные прыжки, переходящие в оголтелый пляс; вместо минималистичной перкуссии театра но или кабуки — исступленный бой говорящих барабанов. Когда же действие дошло до того памятного места, где разъяренный богатырь Бхимасена, один из достославных Пандавов, пьет кровь поверженного Духшасаны, актер, игравший Бхиму, измазался чем-то вроде кетчупа и принялся смачно чавкать, запихивая в рот гирлянды бутафорских кишок. В этот момент я понял, что передо мной все тот же Хеллоуин и классический спектакль по сюжету из «Махабхараты» можно считать продолжением веселого парада в Гринвич-Виллидже.

Рано или поздно все забудется — и Тадж-Махал, и катхакали; останутся фотоальбомы, в которые никогда не заглядываешь. Если что и хотелось бы удержать в памяти, это лица и голоса людей. Для всего остального есть «Википедия». Человека, который повел меня на индийский спектакль, зовут Саурабх. Мы с ним вместе проходили интернатуру и в течение года были неразлучны. Кажется, за всю свою жизнь я не встречал более заботливого и одновременно беззаботного человека. Это он, Саурабх, потратил все деньги на покупку новой машины своему двоюродному брату, когда тот попал в аварию. Это Саурабх добровольно заночевал в больнице, чтобы присматривать за тяжелым пациентом, хотя в ту ночь должен был дежурить кто-то другой. Это Саурабх пожертвовал отпуском, чтобы помочь мне с переездом. И это он после выпуска из мединститута целый год просидел перед телевизором в родительской гостиной.

— Неужели ты весь год только и делал, что смотрел телевизор?

— В общем, да.

— У тебя была депрессия?

— Наоборот, я был вполне счастлив. Потом мне, конечно, стало стыдно: родители стареют, а я ничего не делаю. Но если б можно было, я бы и дальше так сидел. Мне кажется, я бы мог так просидеть всю жизнь и ни о чем не жалел бы. С одной стороны, эта мысль меня пугает, а с другой — почему бы и нет?