Зато он первый шерп, с которым мне довелось пообщаться, пусть это общение и не выходит пока за рамки отрепетированной речи проводника со стажем. Для меня он единичный представитель неведомого мира; я для него — один из тысячи или десятка тысяч клиентов, представитель хорошо знакомого мира белых людей. Он прекрасно владеет английским, а я знаю на шерпа лишь те пару слов, которым он научил меня сегодня за завтраком. «Тамбо» — привет, «тучете» — спасибо. Наши исходные данные неравны, но у нас есть фактор, который и уравнивает, и сближает людей из разных вселенных: общий опыт физической активности на износ. Восхождение. Вот что нам предстоит. Не сомневаюсь, что к концу похода мы будем корешами, хотя к началу следующего сезона он, вероятно, уже забудет, кто я такой. Так студенты поименно помнят своих профессоров, а те их — нет.
Мы заходим в один из бесчисленных trekkers shops. «Кому-нибудь из вас что-нибудь нужно?» Веревки, брезент, болоньевые плащи, горючее… Даже ячьи хвосты. Это еще зачем? Для религиозных обрядов. Кто бывал, тот знает. Помнит, что молитвенный барабан надо крутить по часовой стрелке, а камень мани обходить слева. Этим камням с высеченными на них слогами мантры — пятьсот лет. «Если уж говорить о цифрах». У входа в лавку толпится голоштанная орава местной мелюзги. Кто бывал и знает, не станет фотографироваться с ними и давать им денег, а раздаст заранее припасенные карандаши.
Деревенские дома окружены булыжной оградой, точь-в-точь как на участке у моих родителей в Олбани. Помню, как мы с папой строили эту стенку, возили тележки с камнями. После всех усилий получилась небольшая декоративная стена в три ряда. А тут из этой булыжной кладки выстроена вся деревня. Сами дома — крепкие одноэтажные постройки с раздвижными дверьми вроде японских сёдзи. Самое удивительное: нигде не видно мусора, как будто слишком высоко для него. Как будто он сгорает в атмосфере, как при выбросе из самолета. За деревней начинаются горный лес, высокие хвойные деревья, и река в расщелине между утесами. По подвесному мосту идут яки (как выдерживает?). Кто бывал, знает, и нам, новичкам, говорят о том, как важно научиться растворяться в пейзаже.
Начинается дождь, тропа моментально становится скользкой. Шерпы достают пластиковое покрытие и накрывают им всю нашу поклажу. Тшерин выдает одну из своих многочисленных заготовок: «Не бывает плохой погоды, бывает только неправильная экипировка». Ужин и ночевка — в деревне Чиплунг. На подходе к деревне — бесконечные стопки дров под навесами: для строительства и отопления. После ужина — Тшерин не солгал! — обязательный религиозный праздник, которых здесь, как известно, больше, чем дней в году. Все-таки для кого устраивается это представление с масками и гонгом? Для своих или для туристов? Настоящее оно или игрушечное? Так или иначе оно великолепно.
3. Пхакдинг — Намче-Базар
Эта местность, говорят нам, славится яблочными пирогами. Неожиданно. Гималайская кухня — это в первую очередь ячье мясо и продукты из ячьего молока (густая простокваша «шо», несколько видов сыра, масло, которое добавляют в тибетский чай); из овощей и зелени — картофель, бок-чой[189]
, горчица и перец чили (последний считается не приправой, а именно овощем). На завтрак — «тингмо»: свернутый рулетом лист вареного теста; суп из капусты бок-чой с перцем чили. На обед — пельмени с ячьим мясом, колбаса-кровянка «гюма», жаркое из субпродуктов. Вместо риса — какие-то сухие хлопья («непальская сухая лапша»). И, конечно, цампа, главная пища тибетцев. Муку из поджаренных зерен ячменя смешивают с тибетским чаем и получают густую кашу вроде восточноафриканского угали или западноафриканского фуфу. Только здесь, в отличие от Африки, этот высококалорийный гарнир жуют без подливы. Скатывают в шарики и едят, запивая все тем же тибетским чаем. Любимый завтрак Далай-ламы. Если привыкнуть к консистенции (нечто среднее между густым пюре и сырым тестом), то ничего ужасного. По вкусу цампа отдаленно напоминает муку из мацы. Есть можно. Цампа, пельмени, чай с ячьим маслом… Любая национальная кухня обусловлена своеобразием климата. Но яблочный пирог? Мы уже не в Канзасе, милая Дороти. Так откуда же это здесь? Местная легенда гласит: немецкие альпинисты-первопроходцы, убоявшись, что им будет здесь нечего есть, привезли с собой яблоки. Хрустели ими всю дорогу, а огрызки бросали где попало. Отсюда и народная примета: где немец пройдет, там вырастет яблоневый сад. Знаменитые яблони Кхумбу. Вообще-то, говорит Тшерин, здесь много чего произрастает, просто очень короткий вегетационный период.