Азиатская книга

Прошел еще год, и я в очередной раз сменил место работы. Теперь я проходил собеседование в университетском госпитале на Лонг-Айленде. Глава онкологического центра Юсеф Каземи пригласил меня сделать доклад. После доклада были встречи с руководством госпиталя, а вечером Юсеф и его жена Зари, тоже профессор медицины, повели меня в ресторан. За ужином принято вести светские беседы на темы, не связанные с работой. В таких ситуациях мне иногда бывает сложновато с урожденными американцами, особенно если темой для разговора выбирают спорт или биржу. Куда проще — с выходцами из других стран, для которых, как и для меня, стилистика американского «смол-ток» все-таки не вполне естественна, хоть и очень уже привычна. С иранцами Юсефом и Зари разговор ни обо что не спотыкался, весело перескакивая с одного на другое. Домашние заготовки на случай неловких пауз так и остались в неизрасходованном резерве. Уже под самый конец вечера Зари, спохватившись, преподнесла мне сюрприз, с которого, по-видимому, планировала начать наше общение:

— Чуть не забыла… Мы с Юсефом, между прочим, о вас наслышаны от общих знакомых. Да-да. Вы ведь знакомы с Лейлой Шомрони, правда? Она дочь наших ближайших друзей, Шахина и Насрин. Вчера была у нас в гостях. Когда она поступила в Коламбию, мы им пообещали, что будем за ней тут присматривать. Так вот, и она, и ее родители передают вам большой привет.

Стало быть, круг замкнулся; мир при всей своей широте и впрямь оказался тесен. И вот я уже который год работаю в онкологическом центре, куда меня пригласили Юсеф и Зари Каземи, и живу на Лонг-Айленде, неподалеку от Грейт-Нека, известного в народе как Маленький Тегеран.

* * *

Все вращалось вокруг Юсефа и Зари, держалось на их попечительском энтузиазме. Их совместная лаборатория, вселенная сфинголипидов[227], доска в конференц-зале, мелко изрисованная никогда не стираемыми схемами, бесчисленные овалы и стрелки — пути внутриклеточной передачи сигнала. Шумные лабораторные собрания: Юсеф с его вечным призывом «четче формулировать», Зари у доски — рисует одну схему поверх другой. Главное в жизни — четко формулировать гипотезу, формулировать цель эксперимента, формулировать свои пожелания. Формулировать, постулировать, артикулировать.

Правая рука Юсефа — израильтянин Моше Ягалом, мастер четких формулировок, — сидит всегда с краю, смотрит с прищуром на выкладки Зари у доски. Он слегка косит и внешне чуть похож на артиста Савелия Крамарова, но без свойственных тому дурашливо-комедийных ужимок. Узкий овал лица очерчен снизу идеально подстриженной бородой, через лоб пролегла одна глубокая борозда, свидетельство многолетних умственных усилий. «Можно я скажу?» Его замечания всегда по делу. Железная логика, неотразимые аргументы. Но есть определенная закономерность: когда он обсуждает проекты Юсефа или Зари, то есть своего непосредственного начальства, его «критика» при ближайшем рассмотрении оказывается лишь искусным подхалимажем. Когда же разбираются работы тех, кто стоит рангом ниже самого Ягалома, критика всегда беспощадна. Разносит их в пух и прах, ни слова за, только против. Свои разносы он начинает с виноватой улыбкой, то и дело поправляя кипу на макушке. Добрый Юсеф пытается как может смягчить удар: ну нет, все не так плохо, как говорит Моше. Просто молодому коллеге надо четче формулировать задачу и возможные варианты ее решения. Юсеф — сухопарый человек с седыми усами, глуховато-уютным тембром голоса и печальными глазами. Из того, что он все время повторяет одно и то же («формулировать, постулировать, артикулировать»), можно было бы сделать вывод о невыдающихся свойствах его интеллекта. Но этот вывод был бы ошибочным. Юсеф — замечательный ученый, на голову выше всех остальных. Просто, в отличие от своего протеже Ягалома, он сам, увы, не очень умеет формулировать и складно излагать. Ему комфортно, когда по правую руку — любимый ученик Моше, а по левую — Зари, спутница и сподвижница, импозантная женщина с притягательно мягкими чертами лица, всегда и всех окружающая своей деятельной заботой. Их лаборатория огромна, человек тридцать или сорок, среди которых пять или шесть супружеских пар (Каземи верят в семейственность). Сфинголипиды, большие замыслы, подача на гранты, брейнстормы и воркшопы, ассистенты и доценты, вселенная, в которую взяли и меня, взяли под крыло, хотя я только частично с ними: у них — чистая наука днем и ночью, у меня же — лабораторные исследования по пятницам, а в остальное время — клиническая практика. «Надо четче формулировать свои требования, — наставляет Юсеф. — Надо как минимум два с половиной дня в неделю целиком посвящать науке, иначе ничего не добьешься». Золотые слова, но кто в таком случае будет смотреть пациентов? Я, как всегда, пытаюсь усидеть на двух стульях. Один из них — это клиническая практика под началом знаменитого онколога из Кореи, а другой — лаборатория, Юсеф и Зари, вселенная сфинголипидов. Коллоквиумы, доклады.