Азиатская книга

Ужинаем в ресторане «Ифтар», который находится в уйгурском районе. Заказываем уйгурский и дунганский лагман, а на закуску, само собой, два блюда из конины. Уйгуры к хараму относятся всерьез, поэтому привезенный из Нью-Йорка виски пришлось пронести под полой и разливать по пиалам, пока никто не видит. Что, впрочем, сделать не очень сложно, так как нам отводят отдельную комнату, где нас никто особенно не тревожит. Ужинаем на топчанах, на подушках. Ербол поглядывает на часы: после ужина нам предстоит еще одна встреча. Днем я познакомился с учеником Ербола, а сейчас увижу его учителя. Мы поедем к байке.

Байке — это Бахтияр Албани, любимый племянник Кунаева. Когда-то он окончил московский Институт стран Азии и Африки по специальности «тюркские языки и культура». Затем вернулся в Казахстан и прослыл здесь одним из главных знатоков тюркской истории, философом и культурологом, выдающимся думателем и говорителем. В последние годы он живет отшельником на окраине Алматы. Ербол бывает у него чуть ли не каждый вечер. Они курят кальян и обсуждают тенгрианство, Чингизидов, Бабуридов[239], Уйгурский и Кимакский каганаты. «Юрта», в которой принимает нас байке, оказывается утлой сторожкой на краю дачного поселка. Стол, несколько стульев, плита. На плите — обгорелый чайник. На столе — заварка, пакет с молоком и курительные принадлежности. Всюду окурки, все покрыто толстым слоем пепла и пыли. Курят здесь, по всей видимости, круглые сутки. «Под шаныраком[240] байке нельзя пить спиртное, это харам», — торжественно объявляет Ербол. На курение харам не распространяется. Сам байке — долговязый, худой как жердь. У него седые длинные волосы, стеклянные глаза и восковое, напрочь лишенное мимики лицо, на котором периодически зажигается и гаснет улыбка. Он похож на одного из тех великих йогов, которые, согласно легендам, неподвижно просиживали в пещерах по двенадцать лет и, возможно, даже задерживали на все это время дыхание. Последнее, впрочем, вряд ли: у байке — тяжелая клокочущая одышка и хриплый голос человека, чьи дыхательные пути вконец разрушены курением. При этом он на редкость красноречив и эрудирован. Его речь течет могучей полноводной рекой, и это течение уносит все — эпохи, города, имена исторических фигур, известных и не слишком, подробности исторических событий, о которых не прочтешь в «Википедии»; все оказывается на плаву, и, подхваченное потоком, одно обгоняет другое, имена и даты натыкаются друг на друга, обнаруживая себя в самом неожиданном соседстве, и из этого соседства извлекается какой-то неочевидный смысл, всегда, впрочем, служащий изначально заявленной пантюркской сверхидее. Теперь я понимаю, откуда черпает свою эрудицию и свои идеи Ербол. Время от времени байке прерывается, потеряв нить, и бормочет: «О чем это я говорил?» Прикладывается к кальяну, и река продолжает свое течение. Я не курю, но у меня от этого избытка голова идет кругом. Хан такой-то, кожа такой-то, история балбалов[241], связанная с каким-то указом Павла I, история казахских жузов, Чингизиды, Бабуриды, восстания, продразверстка и казахский голодомор… Тюркская этимология русских слов и имен: пироги — от бюреков, Ермолай — от Ербола. Даже у печатного пряника и у того тюркские корни: ведь пряники эти печатали на Басманной улице, а «басман» по-казахски — печать. Мир ордынских кочевников. «Узбеки — это сарты, оседлые. У них там архитектура. А казахи и кыргызы — кочевники, купола Самарканда — это не наше. А наше — это юрта, шанырак, разговоры. Сюда едут за разговорами». Восточный мудрец, суфий с легкими курильщика. Еще я отмечаю, что за весь вечер ни разу не упомянул своего знаменитого дядю.

На следующее утро, пока Ербол занимается какими-то киношными делами, мы с Айжамал и Мусой едем на «Медео» и Чимбулак. «Медео» — знаменитый каток и спортивный комплекс в горах, главная достопримечательность Алматы. Головокружительные виды, фуникулер. Горы, которые никогда не приближаются. Сколько ни едешь им навстречу, они всегда на одном и том же расстоянии от тебя. В Шымбулаке организованы всевозможные развлечения для туристов: можно пострелять из лука, посетить юрту, примерить традиционные наряды, посадить на плечо беркута. При этом чуть ли не все посетители этого парка аттракционов — казахи. Курорт для внутреннего туризма. На вершинах — горы снега, пасутся яки (это значит, что мы забрались выше чем на 3000 километров над уровнем моря; ниже яков не бывает). Местные жители собирают в горах эфедру и горную малину.