Азиаты

На урочище Ак-булак, где протекал родник с чистой, как слезинка, водой, джигиты не только напоили коней и запаслись водой в дорогу, но и помылись до пояса, из одежды вытрясли жгучую дорожную пыль. В эту ночь спал Арслан беспокойно, томимый мыслями о встрече в Довлет-Гирее с дядей. Думал он о нём и весь дневной переход, вспоминая, какой он?… Помнилась скупая улыбка и сдержанная речь. Совет его помнил: «Джигита украшает только ум его и храбрость! Не подумав, не руби сгоряча голову даже врагу. Не беги от врага, чтобы не потерять храбрость!»

Вечером были в Довлет-Гирее. Урочище назвали тяге в честь князя Бековича-Черкасского. Здесь он останавливался со своим отрядом, когда шёл в Хорезм к хивинскому хану Ширгази. Мало его кто называл по имени. Называли государственным послом — довлет-гиреем. Арслан, как только увидел кузницу, направил коня к ней. Звон кузнечного молота вселял надежду на встречу с дядей, но из кузницы вышел молодой детина с волосатыми плечами. Арслан поздоровался и спросил:

— Не вы ли будете Кадыр-усто?

— Вах, джигит, Кадыр-усто год назад умер. Это был мой дед, а я ему приходился внуком.

— Вот как, — удручённо отозвался Арслан. — А криворукий Мурад, что с ним лошадей ковал, где?

— Криворукий Мурад взял в жёны дочь Кадыра-усто, мою тётю, и уехал в Куня-Ургенч. Там он живёт, а служит хану Мухаммед-Ушаку А ты сам кто будешь?

— Косорукий Мурад — мой родной дядя, значит, ты мне приходишься родственником.

— Бай-бой! — не дал договорить кузнец и чуть было не стащил с лошади Арслана.

Спустя час джигиты сидели в юрте кузнеца, насыщаясь чем бог послал, и расспрашивали о том, что творится в Хорезме. Теймир, так звали кузнеца, рассказывал обо всём, что знал.

— Ширгази-хан, который отрубил Довлет-Гирею голову, давно умер. Теперь в Хиве сидит Ильбаре-хан. Два раза — весной и осенью — Ильбарс выезжает с биями на охоту, один раз заезжал ко мне — я подковал ему жеребца. Сам он неплохой хан, ест и пьёт немного, но много хвалится и кричит. Надир-шах для него — жалкий щенок. Говорит: «Придёт ко мне тот счастливый день — я заставлю ползать Надира перед собой на коленях».

— Почему он так презирает Надир-шаха? — спросил Арслан.

— Ай, Надир-шах — простолюдин. Раньше он был простым джигитом у Баба Али-бека. Этот бек из афшаров женил Надира на своей дочери и возвысил его в юз-баши. Как только он это сделал, Надир сразу поехал в Дурун и напал на карадашлинцев, своих же туркмен. Те прогнали его за горы, а он опять напал… Потом начал терзать и тех, что жили в Мерве и на Амударье. Хивинский хан Ильбарс — человек царственного происхождения, всё время ищет дружбы с туркменским ханом Мухаммедом-Ушаком, чтобы вместе напасть на Надира и сбить с него спесь.

— Коней часто приходится копать? — Арслан задал вопрос исподволь, чтобы не выдать, зачем джигиты еду? в Хорезм и ещё дальше.

— Ай, всадники всё время туда-сюда едут.

— Много ли хороших коней видишь? Туркменские из Дурун а и Нессы попадаются?

— Редко таких вижу — далеко они от нас, да а стоят дорого. В десять, а иной скакун в сто раз дороже человека. Пленных с Урала хивинцы везут — по сто тиллей[23] продают на базарах, за персов ещё меньше берут, а туркменский конь не каждому по карману.

Арслан прикинул: «В одной пластинке четверть фунта золота — не мало ли за одного коня?» И чем больше он думал о покупке небесных скакунов, тем призрачнее казалась их покупка…

Ещё два дня провели джигиты в гостях у кузнеца Теймипи и снова зарысили их коми по голубому Усть-Юргу, высекая подковами искры из кремнёвых камней. Провели несколько ночёвок на Ай-бугире, в Кунграде и в нескольких маленьких урочищах. Наконец, въехали в Куня-Ургенч — столицу хорезмских туркмен. Сотни кибиток, множество глинобитных хижин, загоны для овец, конюшни — всё это было огорожено высокой стеной, размытой дождями. Кибитки Мурада-косорукого джигиты отыскали без особого труда, стоило только спросить детвору. Жена его, молодая узбечка, вышла с ребёнком на руках, спросила, кто такие? Арслан ответил. Она разрешила джигитам занять две чёрные юрты в которых лежали всякое тряпьё и ржавые подковы, пояснив Арслану:

— Мурад-джан ушёл в Хиву, к Ильбарс-хану. Ушак сказал ему: «Пойдём со мной, коней будешь подковывать», и он уехал.

Пришлось порасспросить у соседей, куда и зачем уехал Мухаммед-Ушак со своим войском. Те, кто об этом знали, сообщили нехотя:

— Ай, поехал воевать! Надир-шах в Индию ушёл, а Ильбарс-хан повёл свои войска на персидский город Серахс. Зачем? Это дело хорошо не кончится…

XIX