– Вы с отцом Ланглу похожи, знаешь? У него тоже бывает такое выражение лица, будто его коснулся Бог. Ты сейчас такой. Офигенный.
– Это как? – выныривает из своих мыслей Жиль.
Сорси протягивает руку со сжатыми в кулак пальцами.
– Вот такие вы с ним обычно.
Кулак медленно разжимается, раскрывая ладонь. Девушка поднимает руку вверх – так, чтобы ладонь оказалась между лицом Жиля и огоньком светильника.
– И очень редко вы такие.
Свет пробивается между её пальцами розовым мерцанием, кончики пальцев словно сияют теплом.
– Его таким д-делает Вероника, – шепчет Жиль, завороженный игрой света.
Волшебство момента разбивает трель звонка и громкий стук в дверь.
– Отец Ланглу! – радостно восклицает Сорси и несётся через атриум ко входу.
– Нет! – останавливает её крик Жиля. – Стой!
Девушка останавливается, радость на лице сменяется страхом:
– Он не стал бы стучать, да?
Жиль кивает, машет ей рукой в сторону жилых комнат:
– Б-быстро п-поднимай старших. Бегом!
Придерживая на груди ночную сорочку, Сорси уносится будить ребят. Жиль ныряет в левый неф, отсчитывает девять белых плит от четвёртой колонны и бьёт по полу пяткой. С глухим рокотом плиты опускаются вниз, образуя лестницу в подвал. Мальчишка сбегает по ступенькам и оказывается в тускло освещённом сухом помещении, где стоят на полу у стены ящики с оружием и патронами. Справа на постаменте покоится на подставке меч в чёрных ножнах – точь-в-точь вакидзаси семьи Дарэ Ка, только гораздо больше. Жиль старательно кланяется мечу, приветствуя его, и торопливо вытаскивает наверх ящик с десятком пистолетов и двумя винтовками.
В дверь вовсю барабанят, слышатся приглушённые голоса:
– Открывай, святоша! Спасай грешные души!
Жиль вытаскивает из схрона ящик патронов, тяжело опускает его на скамью, спешит обратно – закрыть потайной ход. Когда в главный неф влетает Сорси в сопровождении двух десятков сонных встревоженных подростков, Жиль деловито начиняет патронами обоймы пистолетов.
– См-мотрим сюда. – Он подходит к ребятам с оружием, взводит затвор. – Вот так оно готово ст-трелять. В обойме т-тридцать патронов. Тридцать выст-трелов. В-вот так вот.
Он протягивает пистолет Сорси, берёт следующий, показывает, как заряжать. Подростки следят за каждым его движением, вытянув шеи и изредка кивая.
– Берите. Заряж-жайте.
Он поднимает из ящика винтовку, шарит в синтетической стружке, извлекает со дна ящика цилиндр глушителя, старательно крепит его на ствол.
– Слушаем. Я наверх, в-вы тут. Б-будут ломать двери – б-бегите за колонны. Ст-трелять, когда близко. Н-не бояться.
– Погоди, – останавливает его Сорси. – А если поговорить сперва?
Жиль неопределённо пожимает плечами.
– Иди на колокольню. И вы двое, – тычет она пальцем в грудь мальчишкам лет тринадцати. – Я вылезу через окно в кухне и подойду к главному входу. Кати, идём. Запрёшь за мной решётку. Остальные тут.
На колокольне Жиль молча ставит ребят под прикрытие бетонной балюстрады, а сам прижимается к стене у входа, вскидывает винтовку к плечу и через прицел смотрит вниз. Уже почти рассвело, и собравшихся у входа в Собор людей можно отлично рассмотреть.
Их много – человек тридцать. В основном молодые мужчины, но мелькают и женские лица. Все с воздушными фильтрами, вооружены. Жиль напряжённо разглядывает через прицел каждого из них, отмечая, у кого автомат, у кого арматура, кто с ножом в руках. «Сперва убрать вот этого, с платком на шее, – сосредоточенно прикидывает мальчишка. – Этот из людей Рене, опаснее всех. Потом вот того, с автоматом, что справа от входа, чтобы не дать ему войти внутрь».
– Эй, чего столпились?
Сорси с высоты колокольни – маленькая, как пчела с пасеки отца Ксавье. Смело шагает, сверкая коленками из-под короткой рубахи. Пистолет несёт в опущенной руке, держа его слегка позади себя.
– Вам чё – исповедоваться припёрло с утра пораньше? Отец Ксавье ещё глаза не продрал, а вы нарисовались!
Её появление вызывает лёгкое замешательство.
– Ну надо же! – восклицает мужчина, которого Жиль для себя выделил как главного. – Дохлячка Морье пожаловала! Квартируешь здесь, стало быть?
– Тарелки вылизываю! – огрызается Сорси. – Что надо-то?
– Вали назад и передай тарелке, которую ты лижешь, чтобы открыл по-хорошему, – скалится вожак. – Бог велел делиться. А Собор у нас богатенький, святоша вон какой упитанный.
– Вынесете запасы еды – вас пощадят! – выскакивает вперёд тощая женщина с сумасшедшими глазами. – Быстро!
Сорси отступает на шаг, направляет на неё пистолет.
– Морье, не дури, – предупреждает вожак. – Ты своя, но чужой станешь за секунду.
– А дети ваши тоже чужими станут? – спрашивает Сорси таким тоном, что у Жиля мурашки по спине бегут. – Думаете, там от жратвы закрома ломятся? Если и ломятся, то от малявок, которых вы побросали ради резни на улицах! Эй, Гаскон, ты за дочкой своей пришёл? Пти, твои близнецы тебя ещё помнят, как думаешь?
Посторонний звук отвлекает Жиля. Будто что-то под ним бьётся об стекло. Это слышит и Сорси. Поднимает голову, смотрит куда-то, указывает левой рукой собравшимся: