Азиль

– Что случилось? – спрашивает Ксавье севшим голосом. – Почему ты здесь?

– Мама…

Он накрывает девочку своим плащом. Всматривается в сгущающийся туман ниже по течению – туда, откуда ждёт Веронику вот уже два часа. И уже понимает, что произошло что-то страшное, но не хочет верить, знать, принимать.

– Отец Ксавье! Зверь! Зверь маму ударил! – пронзительно кричит Амелия. – Помогите! Верните маму… Попросите Бога, он же может…

«Верните маму…» Лицо священника словно каменеет. Сердце сжимается и падает куда-то в пропасть. Он садится в лодку, в несколько сильных гребков выводит её на середину реки. Амелия, жалкая, мокрая, дрожит перед ним, смотрит умоляюще.

– Наш дом не там. Отец Ксавье, вы разве забыли?

– Я отвезу тебя туда, где безопасно. И вернусь в Ядро.

– Приведите с собой Бога. Пожалуйста, – шепчет она. И надолго умолкает, прижавшись щекой к шару с цветком.

Изящные лепестки льнут к стеклу с той стороны, и Амелии всё кажется, что мама тянется к ней, чтобы приласкать. Слёзы бегут и бегут, капая на старый брезентовый плащ и на чёрную рубаху на груди отца Ланглу.

Ветер гуляет по полю, гонит волны, качает высокие стебли кукурузы. Всюду мерещится движение, шелест листьев заглушает все остальные звуки.

Он давно сорвал голос, зовя дочь по имени. Он потерял ориентир и в направлении, и во времени. Солнце то за правым плечом, то за левым, то бьёт безжалостно в глаза. Ботинки облеплены грязью, брюки мокрые до середины голеней. Кружится голова, саднит разодранную щёку, но память отказывается отвечать, откуда свежие царапины на лице. Всё, что он помнит, – Амелия убежала из дома рано утром.

Впереди мелькает просвет, и Бастиан бросается туда. Проталкивается сквозь жёсткие, неподатливые стебли, словно через толпу людей. Ему всё кажется, что там, именно там, где видно хоть что-то кроме кукурузного частокола, его дочка. Единственное существо, которое значит для него больше, чем целый мир.

Шаг. Ноги вязнут в грязи, земля словно тянет его назад. Ещё шаг. Не думать об усталости, вперёд, вперёд… Зелёный массив расступается, и Бастиан Каро едва не падает на обочину дороги. Переводит дыхание, уперев ладони в колени, и лишь потом осматривается по сторонам. В ста метрах высится стена Ядра – бетонный монолит высотой в двадцать метров. Иллюзорная защита, ошейник, сомкнувшийся вокруг шей сильных мира сего.

Бастиан бредёт к стене, шатаясь от усталости, пока не упирается в неё руками. Прислоняется исцарапанной щекой к бетону и слушает, как внутри пульсируют, гудят генераторы, питающие Ядро энергией. Будто бьётся живое сердце.

– Как я могу сдать тебя этим дикарям? – спрашивает Бастиан у жизни, скрытой по ту сторону стены. – Тебя, что хранит наше прошлое? Картины, статуи, сады, библиотеки… Они же уничтожат всё, что не смогут съесть, выпить или напялить на себя.

Генераторы мирно пульсируют, успокаивая, упорядочивая мысли Бастиана. Он бредёт вдоль стены к пропускному пункту, спотыкаясь от усталости. Взгляд рыщет по зарослям, не давая погаснуть надежде – увидеть мелькнувшие среди стеблей рыжие кудряшки, найти, схватить в объятия, бегом донести до дома…

– Месье Каро! Скорее сюда!

От ворот к нему несутся с десяток охранников. Окружают, создавая живой щит. Берегут, усмехается он мысленно, вот только от кого? Бастиан ускоряет шаг, поддерживаемый под руки, бережно ведомый.

– Месье Каро, ну что же вы… – сбивчиво тараторит один из вооружённых парней. – Как же вы ушли один-то? Месье Канселье всем выволочку даст, что не уследили… А вдруг бы эти? А вы без охраны…

– Моя дочь, ей шесть, рыжие волосы, курносый нос в веснушках… – умоляюще обращается Бастиан к охране.

– Да, вы описывали её. Увы, не возвращалась. – Они с сожалением разводят руками.

– Сколько времени? – спрашивает он.

Услышав в ответ: «Половина десятого», Бастиан вдруг понимает, что именно в это самое время он должен быть в Совете. Он осторожно отстраняет руки охранников и, прихрамывая, бредёт в сторону Оси. Охрана обеспокоенно смотрит ему вслед.

– Доброе утро, месье Каро! – щебечет дежурный секретарь в Оси и натянуто улыбается.

Бастиан не глядя кивает и идёт к лифтам. Нет сил на подъём по лестнице. В лифте из зеркала на него смотрит совершенно чужое лицо с воспалёнными бессонницей глазами сумасшедшего. Он отворачивается, давит волну тошноты, опускает веки. Так становится легче.

У панорамного окна, открывающего роскошный вид на весь город, Бастиан останавливается. Вглядывается вдаль, щурится. Ему мерещится, будто Второй круг заволочён дымом, а Третий искрится под солнцем, бликуя… чем? Взгляд мечется по дороге, ведущей от Ядра, и находит её пустой. Где же Амелия? Может, часовой ошибся и она где-то в доме, вернулась и спряталась?

– Она вернётся, – едва слышно говорит себе Бастиан. – Вернётся и первым делом прибежит обниматься. Да.

Он старается выровнять дыхание, успокоиться. Несколько шагов – и ему надо на время забыть, что он отец. Там, в зале заседаний, нужен только Советник Каро.