Азов. За други своя

С берега, разделившись на группы и кучки, к ним спешили казаки. Над донским берегом надолго повисли смех, весёлые крики, плач и стоны.

Глава 36

Ночной берег медленно отступал. Челеби думал, что это не берег, а они — непобедимая армия, считавшаяся до сего момента лучшей в мире, — они отступают. Он чувствовал стыд, горели щёки. Прижав к ним холодные ладони, замер. Под удары барабана разгонялись на нижней палубе гребцы. Рядом вдоль борта прохаживался караульный. Ибрагим-евнух только что спустился вниз — у главнокомандующего Гусейн-паши неожиданно поднялся жар. Ещё на берегу он привычно властно командовал отступающей армией, а как только поднялся на борт, почувствовал себя дурно. "Наверное, не вынес позора, — подумал Эвлия. — Немудрено. Не помер бы ещё в дороге. Страшно представить, как разгневается султан! Не дай Бог, помрёт паша, кого он станет карать? Нет, пусть поживёт ещё, недельки две хотя бы".

За несколько дней до отступления паша отправил на имя султана послание, в котором сообщил, что в этом году завоевать крепость невозможно, наступила зимняя пора. Он писал, что армия совершила грабежи и опустошения вплоть до русской столицы, взяты в плен до семидесяти тысяч кяфиров. Сто тысяч их порублено саблями. Московский король получил по заслугам. Кроме того, он нарочно дал сбежать в крепость двум казакам, которые должны были сообщить товарищам наши слова: "Была бы нашей главной целью крепость, мы бы взяли её в течение двух дней. Но мы хотели только дать урок московскому королю, разграбить и опустошить его земли, взять в полон его людей. И мы сделали это".

"О, божья мудрость, в последние дни здесь стоят такие крепкие морозы, что войско чуть не замёрзло. Всем стало понятно, что на этой земле нет нам безопасного пристанища и надо уходить". — Эвлия мысленно повторил последнюю фразу своей записи в книге.

И тут же вспомнил то, что записать не решился. В ночь ухода с 25 на 26 сентября было видение в небе, многие его видели, и Эвлия тоже. Со стороны Руси на полки турецкие наступала страшная сила в виде тучи. Остановилась туча напротив лагеря мусульманского. А перед нею по воздуху шагали два страшных юноши, а в руках у них мечи обнажённые. И этими мечами они как будто грозили гази. После этого видения люди побежали ещё быстрее.

Пальцы сами отыскали в кармане маленький камешек из разрушенной Азовской стены. Многие турки захватили такие с собой на память. Он повертел его на ладони, на поверхности камня, показалось, проявились красные капли. Он не стал задумываться, что это за вкрапления, мысли блуждали в других сферах. Кулак сжался, камешек уютно устроился в нём. — Да, именно так и надо записать. И добавить: "В конце концов войско отчаялось завоевать крепость. Когда же и знать, и простолюдины поняли это, то погрузили вещи на лодки и, отплывая, думали, что такова, видно, воля божья, таково божье предначертание".

Челеби поднял взгляд к небу. Тучи, спешащие по небосводу, понемногу светлели. Чёрная волна, бьющаяся о форштевень, казалось, шипела, исходя пеной.

"О боже, какое счастье — покидать этот негостеприимный клочок суши, который султан, по наивности, относит к своим землям. Если он и вернёт когда-нибудь развалины Аздака в свои руки, то спустя время, дождавшись, пока мы его заново отстроим, казаки снова заберут его. Это же ясно, как божий день. Стали бы они так яростно сражаться и умирать за чужбину. Нет, они считают и город Аздак, и Тан, который они называют Дон, и все лиманы вокруг, и степи — своей кровной землёй. А если так, то не удержать нам донское устье, как бы султан ни желал этого и сколько бы войск сюда ни посылал.

Придёт не этот, так другой атаман, а может, и царь русский сам пожалует и отберёт его обратно. — Эвлия тяжело вздохнул, морщины собрались на лбу. — Пожалуй, надо нам удерживать лишь те земли, на которых нет этих сыновей шайтана — казаков. С ними нам не сладить, как ни грустно это осознавать. Хотя султану я, конечно, не осмелюсь этого посоветовать".

Галера всё дальше и дальше отплывала от ненавистного для всех турок берега. В лёгком рассветном окоёме уже и не угадывалась кромка земли. Кругом плескали волны, метались над мачтами беспокойный чайки, оглашая воздух пронзительными криками. "Что-то вещаете вы? Гибель или прощение?" — Челеби грустно улыбнулся, ладонь разжалась, и небольшой камешек с кровавыми пятнышками булькнул в догоняющую корабль волну.

Эпилог