Азов. За други своя

Первый визит на изначально, как он считал, мусульманской земле Челеби совершил к могиле великого святого тюрбе Йогуртчу-бабы. К счастью, неверные не успели её разрушить. Истинно великие люди не нуждаются в пышных обрамлениях могил, Аллах это осуждает. Скромный камень с указанием дат жизни и имени святого, вот и всё, что нашёл на месте захоронения Челеби. Другого он и не искал. Прочитав соответствующую суру из Корана, он ещё постоял в немом поклоне. Наполнившись святого чувства, Челеби поспешил назад, к группе калга — начальников, о чём-то громко разговаривавших на берегу Тана. Ему как летописцу похода на Русь необходимо быть в курсе всех решений. А вдруг без него что-то новое произойдёт?

Челеби, задумчиво раскачиваясь, прошёлся по шатру, где он разместился вместе с постоянно отсутствующим уважаемым Фархадом — главным из двухсот мулл, призванных на войну поддерживать в армии воинственный дух, и медленно повторил последнюю фразу: ".. на один зуб". "Хорошо сказано. Надо будет порадовать вечером господина удачным сравнением.

"Надеюсь, мои записки о том, как непобедимые мусульманские газии покорят все городки и села неверных, вплоть до самой северной их столицы, в будущем станут читать все подлунные народы, покорившиеся султану. Надо обращать внимание на мелкие детали — их впоследствии наиболее ценят читатели. — Эвлия снова склонился над бумагой. — Итак, к нам на подмогу по первой просьбе солнцеликого султана Ибрагима-первого прибыли множество самых разных племен и народов, признающих власть или союзнические отношения с Османией. От правителя Дагестана шамхала Султан-Мамуда к нам прибыли племена шегаке, жане, мамшуг, такаку, бузудук, болоткай, бесней, кабартай, таустан[34].

Среди войск крымского хана надо назвать улу-ногай, кечи-ногай, шейдяк-ногай, урмамбет-ногай, ширин, мансур, седжеут, манкыт, накшуван, дженишке, бат, ор, улан, бардак, от племен Арсланбека, Чобана, Деви, Навруза[35]. — Он погладил пером по выразительным чуть припухшим губам, которые так нравились двум его жёнам, оставленным на время похода в Стамбуле, и, вспомнив, дописал. — А также таты — христианское население Тат-Элийского санджака Кяфинского эйялета. Эти будут помогать в основном на тяжёлых работах. Так же, как прочие греки, армяне, румыны, сербы и болгары. — Эвлия понял, что утомился.

"Конечно, эти подробности имеют большое значение для наших потомков, чтобы они могли оценить величину свершений их дедов и прадедов. Но всему же есть предел! Нет, надо прогуляться. Тем более что мне просто необходимы самые последние сведения". — Он решительно вышел из шатра.

Горячее солнце слепило. Азовские стены зубчатым частоколом блестели под его лучами. Отсюда, больше чем за полверсты от них, он не мог точно поручиться, что в бойницы кто-то смотрит, но почему-то решил, что его увидели. Выпрямив спину, он повернулся в профиль. Пусть смотрят — дикие народы должны видеть только гордые взгляды и парадные мундиры их будущих господ.

На позициях газиев вовсю кипела работа — чёрные мужики копали траншеи, в которых и разместятся на сутки, максимум, двое их главные силы, пока не возьмут крепость. Отсыпали впереди шанцы[36], чтобы прятаться за ними от обстрелов. Эвлия вдруг спохватился: "Так войска и в Азов войдут, пока я здесь с мыслями собираюсь. И мой дневник останется без записей. Надо поспешить к шатру главнокомандующего", — поправив под мышкой толстый и ещё большей частью чистый фолиант, он направился к центру лагеря, где высился бордовой маковкой главный шатёр.

Ветер качал огромные знамёна, выставленные в ряд у султанского шатра — каждое по сто локтей. У входа прохаживался охранник из янычар. Заметив приближающегося гостя, он слегка поклонился. И остановил того взглядом:

— Нет никого, уважаемый эфенди, все на позициях.

Опустив занесенную ногу, путешественник расстроенно хлопнул ладошкой по кожаной обложке журнала:

— Что, совсем никого?

— Никого, — мотнул тот тюрбаном, расслабляясь. — Загляни за шатёр, уважаемый, там султанский евнух, этот, как его…

— Ибрагим, — подсказал Эвели.

— Ага, он. Отдыхает.

Благодарно кивнув охраннику, Эвлия завернул за угол шатра. Ибрагим — тезка и доверенное лицо султана, служил в войске его ушами и глазами. Он обладал отличной памятью и ничего никому не прощал. Султан, сам пришедший к власти на клинках обязанных ему военных, не без основания побаивался разделить участь своего предшественника. Евнух, преданный хозяину, словно собака, должен был еженедельно отправлять в Стамбул галеры с письмами о положении дел. Впрочем, о чем он написал в первом письме, примерно понятно. Конечно, о прибытии на место и свежие впечатления. Гораздо интереснее станут последующие послания, которые в будущем проявятся в изменениях отношения султана к своим подчиненным. В общем, скопец был далеко не прост, и держать себя при нем следовало с осторожностью. Хотя к Эвлии евнух относился с симпатией.

Ибрагим устроился в тенистой стороне шатра. Развалившись на толстом ковре, он обмахивал платком широкое женоподобное лицо, покрытое крупными каплями пота.