Азов. За други своя

Валуй, неожиданно получивший передышку, быстро оглянулся по сторонам. Рыскари добивали последних. Освободившиеся подбегали к ним — подсобить. Остальные начинали понемногу пятиться. Сосед спиной назад тянул за собой товарища, безвольно волочившего руки по земле. Лукин кинулся к нему. Под ноги попалось чья-то голова, нога чуть не поехала в луже крови. Стряхнув с подошвы что-то склизкое, Валуй подхватил раненого под другую руку. Быстро поднял глаза, узнавая низенького казака, напрягавшего последние силы, чтобы поднять станичника, — Друнька Милыпа. Тот молча перестроился и вместе дело пошло быстрее.

— Кого ранило? — спросил на ходу.

— Не знаю. Не разглядел.

Валуй опустил голову. И то верно, какая разница. Главное, что казак, а кто таков — после разберёмся.

Рыскатели организованно отходили. Наум, ткнув пальцем в ближайших казаков, кивком головы отправил их прикрывать отход. Те тоже молчком, пригибаясь, побежали в сторону вражеских окопов — занять подходящую позицию. По пути рыскари хватали все, что можно унести: рога с порохом, мешочки с пулями, щиты, луки, завалявшееся седло и, самое главное, оружие. Некоторые так обвешивались вражескими ручницами и саблями, что еле передвигали ноги. Валуй по пути изловчился подхватить с лежащего навзничь янычара саблю, у другого вырвал из сведённой руки топор — в хозяйстве пригодится. Мильша тоже не терял времени даром, хоть и одной рукой, но и он вооружился неслабо. Удивительно, но янычары не преследовали. Скорей всего, опасались попасть в засаду. И совершенно справедливо.

Тащить раненого, да ещё и беспамятного, нелегко, силы, совсем не беспредельные, быстро заканчивались. Валуй терпел, стараясь не обращать внимания на слабеющие ладони и подгибающиеся колени. А вот Друнька, казалось, вообще не ведал усталости. То и дело он наклонялся, чтобы подхватить что-нибудь с земли. Лукин под ноги уже почти не смотрел — дойти бы, ни на какие другие мысли сил не оставалось. И когда впереди вырос мрачным уплотнением в темноте огромный вал у стены, он облегчённо вздохнул.

Перебравшись за стену, атаманы, лишь дав коротко перевести дух, объявили построение. Но не так-то просто выбраться из рук жёнок, встречавших победителей за воротами. Красава высмотрела в свете факелов лицо Космяты. Валуй удовлетворенно мыкнул: "Я знал, этот не затеряется". Подскочила, расталкивая азовцев. Никто не обиделся. Пахом только проворчал благодушно: "Ох, бисова жёнка".

Марфа спешно подошла к Валую и замерла, стесняясь. Он сам приобнял её одной рукой. Второй все ещё придерживал раненого. Девушка глубоко вздохнула и шмыгнула. Варя, юркой змейкой проскочив между казаками, с разбегу бросилась к своему мужчине — Борзяте. Тот, радостно усмехнувшись, застыл столбом: обвешанный оружием и пошевелиться толком не может. Следом мелькнул подол Дуни — Дарониной жёнки. Толмач тоже где-то здесь. А вот он, уже машет рукой ненаглядной. Три девицы, они теперь и ходили рядком. Молодухи, одного возраста. Подружиться сам Бог велел.

Встречал и Василёк. Подобравшись к брату и дождавшись, когда он передаст раненого товарища в руки лекарей, немного стесняясь, обнял Валуя. Марфа чуть остранилась, позволяя и другим порадоваться возвращению милого. Старший Лукин даже растрогался. И только Василёк отстранился, как Красава, оставив Космяту, подскочила к ним и тут же оставила звонкий поцелуй на заросшей щеке сотника. К родственникам добрался Борзята с подругой, и обнимания продолжились. Кое-как женщин успокоили, упросили подождать — дело-то ещё не кончено.

По одному приближаясь к назначенному месту, скидывали добычу — завтра разберут. Кто-то из станичников поднял и расправил чёрное турецкое знамя. Валуй узнал бойкого Петра Кривоноса — пластуна.

— Это что у тебя тако?! — раздался голос Татаринова. — Это же главное султанское знамя. Как сумел?

Петро полыценно улыбнулся:

— Сумел вот.

— А ну, дай сюда. — К ним быстрым шагом приблизился Осип Петров. — Я его себе под ноги у стула постелю.

— Лучше при входе в штаб вместо дерюжки, — подсказал Петро, вручая атаману знамя.

Казаки одобрительно зашумели. Кто-то предложил использовать его в уборной. И это предложение пришлось по вкусу. Осип хмыкнул, но решения не поменял. Потом видели: так и лежало знамя под ногами у стола в штабе.

Смешливо толкаясь, перед воротами на площадке выстроились в круг. Быстро перекликнулись, десятские, проверив своих, доложили сотникам. Те крикнули потери. В строю не оказалось двенадцати. Могли в темноте налететь на нож или саблю, а соседи не углядели. Семерых погибших вытянули с собой. В том числе и того казака, что приволокли Мильша и Валуй. Он умер уже на руках знахарей. Из более чем двух десятков раненых лишь четверых пришлось выносить с поля, остальные вышли своими ногами. Всех без разбору отправили в лекарню, расположившуюся в землянках неподалёку.

Когда народ начал расходиться, Космята придержал Валуя за руку:

— Погодь, атаман, дело есть.