Читаем Азов. За други своя полностью

Казаки разбрелись, осматриваясь. Космята, забрав у несопротивляющегося Арадова факел, освещал им углы комнаты и провалы проходов. Из комнаты убегало несколько слухов, кроме того, которым пришли они.

Помещение, по их понятиям, было просто огромное. Квадратное, по стенкам сажени в четыре. Высотой, головой не достанешь. Из мебели земляные лавки у стены, на них солома тюками, сверху кинута дерюга. И сухо. Ни плесени, ни капели какой.

Валуй не сдержал восхищения:

— Вот так молодцы. Под самым носом у турка хоромы выкопали!

— Ага. — Борзята присел на ближайшую "лавку". — Неужто они ни сном ни духом?

— Ни сном ни духом, — прогудел довольный Наум. — Ну чё, проходьте к столу, поснедаем чем турок послал.

Он вытащил из незамеченного казаками отверстия в стене казанок. Установив на стол, кивнул гостям:

— Налетай, братцы, кулеш, хоть и холодный, но вкусный!

Разулыбавшиеся казаки, доставая ложки из карманчиков на поясах, окружили стол.

— Ух ты, и кулеш у них. А и верно, неплох!

— А чего, когда брали, турок ещё хлеба не предложил?

Наум хмыкнул:

— Какой там у них хлеб. Кулеш-то редкость. Это нам повезло, на готовне какому-то важному готовили.

— А как унесли-то? — Космята вытянул из котла полную, аж стекало по краям, ложку.

— То Гришка, пластун наш. Скоро будет. Сам расскажет. Дюже озорной. Дружок Кривоноса, вы его знаете.

Казаки закивали с полными ртами.

Наевшись, расселись на лавках, отдыхая. Силы-то, они небесконечны. Это там, наверху, не всегда время найдёшь к стенке приткнуться, пули да сабли кривые не дают, а здесь благодать, тишина, опасности никакой опять же. Вот и расслабились. Последние дни рубились почти без продыха. Пахом Лешик даже прикорнул, привалившись к стене. Десятский Лапотный, пока без десятка, ежли что, пошлют за бойцами, уже спал, прижав короткую бороду к груди.

Наум, покосившись на Лапотного, сменил лучинку. Стало чуть посветлей. Но углы так и утопали в темноте. Пройдя до конца комнаты, Арадов подержал ладонь под невидимым отверстием.

— Тянет. — Он обернулся с таким видом, будто сообщил сногсшибательную новость.

Наум, не дождавшись вопросов, сам перешёл к делу:

— Значит так, Валуйка. Мы тут с атаманами перетёрли. Надумали твоих тут оставить пока. Отсюда будете воевать.

Лукин оторвал отяжелевшую голову от плеча брата. Тот даже не попытался разодрать глаза. Так и дремал.

— Чего надоть делать?

— Вы в плену были. Турок знаете. Что говорить, ежли вдруг спросят, найдёте. Будете отсюда диверзии устраивать.

— Что за диверзии такие? — Пахом из последних сил сдерживался, чтобы не заснуть.

Наум подошёл ближе.

— Слово есть такое. Не то ляховское, не то латинское. Означает пакости разные во вражеском стане устраивать.

Заметив, как мотнул головой Валуй, отгоняя сонливость, Наум протянул:

— Э, братцы. Да вам счас не воевать, а отдыхать надоть. В таком состоянии вы много не напакостите. Всем ложиться. Валуй, командуй.

Лукин и не подумал противиться:

— Ага, казаки, слыште? Лягай! — Придавив телом дерюгу, разостланную на соломе, он уснул до того, как голова коснулась поверхности. Следом вповалку попадали казаки.

— А ты, Иван, не шумкай. — Наум прижал палец к губам. — Досталось парням. Пусть отдохнут.

— А я ничё. Нехай. Гришки всё одно ишшо нет.


В какой-то момент Валуй суматошно подскочил, сквозь сон расслышав приглушённые голоса. Вдруг показалось, турки подкрадываются. И сел, шальными глазами шаря по темным стенкам подземной комнаты. Трое казаков, тихо переговаривающихся за столом, разом повернулись в его сторону.

— Проснулся? Ну и молодец! — Наум Васильев единственный сидел лицом к Лукину, двоим пришлось круто развернуться.

Валуй узнал Гришку-пластуна и Арадова.

— Ну, вы и здоровы дрыхнуть, казаки.

Протирая глаза, Лукин поднялся. Потянулся, широко зевая:

— Скоко ж мы спали? — Он толкнул Борзяту, и тот шевельнулся, просыпаясь.

— Почитай весь день. Заявилися утром, а нынче звёзды на дворе.

— Ты, Гришка, на них не дави. Казаки какой день без отдыха. Да под пулями и саблями. Любого бы на их месте сморило.

— А я чё, супротив, что ли?

Протирая лица, активно зевая и передёргивая плечами, поднялись и остальные. По ходу здоровкались с Гришкой. Все его знали ещё с тех времён, когда вместе брали крепость. Арадов показал, куца тут ходят по своим делам, и казаки по очереди посетили отхожее место, оборудованное в отдельном ответвлении.

Бак с водой тоже имелся. Как и приямок, куца воду сливали. После умывания все собрались за земляным столом.

Казаки, давно не спавшие так спокойно и долго, наслаждались. Борзята, поводя затекшей шеей, заметил по этому поводу:

— Сто лет так не дрыхнул. Так отдохнул, счас бы полк янычар на капусту перерубил, не напрягаясь.

Ему не поверил Космята:

— Ну, это ты загнул, средненький.

— Разве что малость, — согласился Борзята.

— Ладно, казаки. Поразговаривали и будя. Теперь о деле. Гришка, докладывай.

Пластун, поёрзав, сложил руки в замок на столе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Заморская Русь
Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока. Тысячи, миллионы лет лежали богатства под спудом, и вот срок пришел! Как по мановению волшебной палочки двинулись народы в неизведанные земли, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе. Чудилось — там, за океаном, где всходит из вод морских солнце, ждет их необыкновенная жизнь. Двигались обозами по распутице, шли таежными тропами, качались на волнах морских, чтобы ступить на неприветливую, угрюмую землю, твердо стать на этой земле и навсегда остаться на ней.

Олег Васильевич Слободчиков

Роман, повесть / Историческая литература / Документальное
Битая карта
Битая карта

Инспектор Ребус снова в Эдинбурге — расследует кражу антикварных книг и дело об утопленнице. Обычные полицейские будни. Во время дежурного рейда на хорошо законспирированный бордель полиция «накрывает» Грегора Джека — молодого, перспективного и во всех отношениях образцового члена парламента, да еще женатого на красавице из высшего общества. Самое неприятное, что репортеры уже тут как тут, будто знали… Но зачем кому-то подставлять Грегора Джека? И куда так некстати подевалась его жена? Она как в воду канула. Скандал, скандал. По-видимому, кому-то очень нужно лишить Джека всего, чего он годами добивался, одну за другой побить все его карты. Но, может быть, популярный парламентарий и правда совсем не тот, кем кажется? Инспектор Ребус должен поскорее разобраться в этом щекотливом деле. Он и разберется, а заодно найдет украденные книги.

Ариф Васильевич Сапаров , Иэн Рэнкин

Триллер / Роман, повесть / Полицейские детективы / Детективы
Грозовое лето
Грозовое лето

Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция.Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе.В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Революция победила, но враги не сложили оружия. Однако идеи Советской власти, стремление к новой жизни все больше и больше овладевают широкими массами трудящихся.

Яныбай Хамматович Хамматов

Роман, повесть