Азов. За други своя

Нонче турки дрыхнут без задних ног. Поди, это они давеча на стену лазали. Так вчера отбились, шибко не напрягаясь. Нет в них ни ярости, ни стержня. Почуяв, что казаки уступать не собираются, тут же тушуются. Назад начинают оглядываться. И никакие тогда командиры им не авторитет. Своя рубашка-то, она к телу ближе.

Может, и здесь без шума управимся?!

Лагерь выходит к рукаву Дона. Тут, в стороне, готовня, первые пленные спят прямо у печки, сложенной из камня, что из стен крепости понатаскали. А для готовни вода — завсегда первое дело. С другой стороны, саженях в двухстах, уже татары кучкуются. А вот лошадей рядом нет, проверяли. Татары их подальше отгоняют, вёрст аж за десять. Кормить-то нечем. Ближе уже всё или съели, или сгорело. В окрестностях пластуны нет-нет да пал пускают. Так что лошади крымские да черкесские все лето на голодном пайку. Татары и горцы из-за этого психуют и воевать отказываются. На стене казаки их ещё ни разу не видели. Хотя знают, Гусейн-паша не раз пытался крымчаков на штурм загнать. Не поддаются. Они хоть и вассальники, но самостоятельные. Да и где это видано, чтобы татарин безлошадным, как простой турка, в атаку бежал? Сроду такого не было. И не будет. Оно и к лучшему. Зачем азовцам свежие люди на приступе? Не нужны они. А черкесы — те вообще союзники у султана Ибрагима. Им Гусейновы хотелки по барабану. Ответили так: "Вот стены возьмёте, тогда мы со всей душой в поход с вами по русским землям. А пока нам за лошадьми смотреть надо". И отбыли ещё дальше, чем татары лошадей отгоняют.

Нырять в реку выпало десятку казаков во главе с Лапотным. Им пятки рубить[57]. Казаки вообще любители из засад воевать, а уж тут, в самом центре турецкого войска, да ночью, да для благого дела — своих освобождать, сам Бог велел.

Ох и диверзию они учудят! Ежели получится, турки долго охать да ахать будут. Хотя, почему "ежели"? Получится однозначно. Зря, что ли, два дня над планом корпели да разведку проводили? Аж три раза вместе с Гришкой в положение врага забирались. Последний раз едва не попались. Какой-то подозрительный турка отставшего Миленького за рукав поймал. Несколько турецких бойцов припозднились, не спалось им, вот лёжа и болтали. Их сразу и не заметили. Валуй со своими чуть в стороне проскочил, а вот Путило попался. И сразу вопрос: "Кто такой и чего тут желаешь?" Хорошо, Путило не растерялся. Наговорил с кучу, а главное, придумал, что хозяин — знатный татарин поздно вернулся из стана. Вот за водой и послал. А что без вёдер, так попросит у кого-нибудь. Рядом с готовней много разных. А он вернёт потом. Вроде турка успокоился, но ещё долго вслед Миленькому поглядывал. Тот, не будь дурак, как сказал, так и сделал. И ведро отыскал, и воды набрал, и к татарам направился. Валуй с ребятами в это время, затаив дыхание, за ним наблюдали. Если бы не срослось, пришлось бы турок, тех, что бессонницей мучились, кончать. А вдруг шум? Раньше времени он никому не нужен. К счастью, обошлось.

Перед входом в слух крохотная балочка, только лежа и укрыться. Гришка впереди, остальные — за ним. Дождавшись Путилу, доскочили рывком. Пластун упал первым. Остальные тоже повалились. Миленький, из-за которого все испереживались, последним плюхнулся. Кажись, никто не заметил. Здесь казакам принимать пленных. И отбиваться от врага, если придётся. С Божьей помощью справятся.

И вот решающая ночь. Собрали народу самого опытного и умелого. Половина из них — характерники. Дело того стоит, своих надо выручить, чем бы оно потом ни обернулось. Негоже, когда из-за казаков безвинный люд мучат. И даже если донцы вовсе тут ни при чём, то все одно ответственность свою понимают.

Ближайшие турки шагах в трёх. Какой соблазн ножом пырнуть, но надо чуть потерпеть. Напыряются ещё. Здесь всех под зачистку. Валуй посчитал, вышло около сотни. А их полтора десятка. Здесь, на земле. Не считая Гришку Лапотного с десятком, что пока в воде недалеко от берега бултыхаются.

Ждать — казаку хуже некуда. Привычка, всяко-разно, имеется, но дрожь тихо-тихо, но бьёт. Валуй обернулся, разглядывая в темноте своих. Лежат, головы не поднимают. Кто на боку, кто на спине притулился. Это же Матвей Чубатый! Он ещё и посапывает. Неужто придремал? Во выдержка! Аж завидно. Братуха рядом, его плечо Валуй чувствовал. Тоже, похоже, дрожит. То ли от холода, сырости этой, с неба сыплющей и снизу, от остывшей земли до костей пробирающей, то ли от волнения. Уж сколько раз во всяких переделках бывали, а, смотри ты, тревожно. А самая большая тревога из-за боязни не справиться. Не спасти православных, подвести их и остальных казаков, в эти мгновения жизнями рискующих ради своих, в полон попавших. Многие на себе испытали, каково это — в рабство пропасть. Вот и парни, что с Валуем в этой балочке лежат, тоже когда-то у турка гостили не по своей воле. Если бы их тогда, четыре лета назад, рыскари во главе с Сёмкой Загоруем не отбили в море с каторги, вряд ли живы были. "Эх, скорей бы уже сигнал. Как же паршиво в грязи лежать!"