И снова оживились турецкие военачальники. В их ослабшие сердца словно вдохнули надежду на благополучный исход. И даже Гусейн-паша позволил себе улыбнуться: "А не всё ещё потеряно. Придут транспорт, дожмём крепость. Или не сносить мне головы. Так что без выбора".
Он, кряхтя, поднялся:
— Все свободны. Готовьте войска к решающему штурму. Думаю, к сентябрю крепость будет наша.
Раскланиваясь, турки потянулись к выходу. Среди них из шатра выскочил и Челеби, впервые не записавший во время совещания ни единой строчки в книгу о великом походе.
Глава 24
Сёмка Загоруй, придерживая твёрдой рукой повод нервно переступающей лошади, вглядывался в дрожащее марево над бескрайней степью, прорезанной узкой пыльной дорогой. Вроде вечер, а духота не спадает. Казалось, седые ковыли, качая метёлками, нагоняли горячий воздух, словно веники в бане по-чёрному. Позади поднимался густой перелесок, в котором позвякивали уздечки и всхрапывали изредка невидимые кони. Сёмка поводил плечом и, прислушиваясь к неприятным ощущениям в мышцах, недовольно нахмурился. За месяц почти непрерывных сражений он так намахался правой рукой, что теперь ощущал некоторую неловкость при движении. Левая рука у него уже давно была в падчерицах, ещё по молодости лет лихой ногаец перерубил связки на локте, и она так в полную силу и не восстановилась. А теперь вот и правая. "Как бы не подвела в нужный момент. — Он покосился в сторону, где, вытягивая спину в седле, почесывал торчащую в две стороны лопатообразную бороду Герасим Панков, из казаков-джанийцев. — Лишь бы не догадались свои. А то ещё начнут оберегать". Сделав над собой лёгкое усилие, он снова сосредоточил взгляд на горизонте.
Панков появился в казачьих землях всего пару недель назад, а сегодня он уже уважаемый командир. Удивительно, но мужики единогласно выбрали Герасима главным над собой. Но ещё более удивительно то, что казак согласился взять под своё крыло не казаков. Как им можно доверять в бою, необученным, непроверенным, не бойцам, одним словом? Рисковый этот Герасим. Правда, говорят, будто его лично просил Валуйка Лукин за мужичками присмотреть. Если так, тогда ещё можно как-то понять. Но и то сомнительно. Сам Сёмка десять раз бы подумал, прежде чем на такое решиться.
Три сотни бойцов Панкова — беглых из плена и добровольцев, добравшихся до батюшки-Дона из Русской земли, выглядели разношерстно, но боевито. Народ собрался из самых разных городков и сёл, большинство с Белгородской черты, с засечки, потому с боевым опытом. Многие отпросились из стрелецких полков, стоящих там же, в городках по границе с Диким полем. Все воеводы были осведомлены о негласном царском указе отпускать стрельцов, черкасов и казаков на помощь донцам, и потому уходили легко. Сотники и главы городков, понимая, на какое дело отправляются охотники, и продуктов в дорогу давали, и разное оружие, стреляющее и режущее. Пошли бы и сами, но крепости оставлять без охраны тоже нельзя.
Вооружённые саблями, топорами и даже вилами рыскари проходили не одну сотню километров к Дону, где присоединялись к казакам. И тут уже, в ковыльных степях вместе рубили татар и турок.
Последнее пополнение по пути, пока собиралось в десятки из небольших групп бойцов, разгромило крепкую татарскую сотню, нечаянно выскочившую на них и поначалу не принявшую мужиков за серьёзную силу. За что и поплатились — полегли все. Правда, и добровольцы потеряли почти пять десятков. Дорого далась победа. Но тем злее оставшиеся в живых врубались в татарские порядки после того. Самые недоверчивые казаки потом специально отыскали место схватки, чтобы перепроверить рассказ пришлых людей, более смахивающий на байку. И все подтвердилось!
Но всё равно сперва донцы приняли их с недоверием. А, может, и вообще бы не приняли, — на войне казак надеется только на казака, и желательного испытанного, — но репутация Лукиных, рекомендовавших Герасима с его людьми, сделала своё дело. Потом мужики и стрельцы воевали плечом к плечу с донцами, правда, разными ватагами, и неплохо, надо признать, воевали. Мужики, доказывая отважность и презрение к смерти, первыми вламывались в толпы врагов, те, бывало, смешивались от неожиданности. Тут уж казаки их и добивали.
Постепенно, взаимная настороженность спадала, но до полного единения было далеко. Слишком уж разные. Казаки — по натуре разбойники, им бы с утра до ночи носиться, размахивая саблей над головой. Мужики — люди степенные. После драки им хочется в родной дом вернуться, деток подарками порадовать, жинку приголубить. А после скотину проведать и на пашню выйти, хотя бы глянуть, как там оно. И чтобы везде порядок был.
Разница в мировоззрении и не позволяла двум разным мирам сливаться в один. Впрочем, две группы быстро научились использовать сильные стороны друг друга, так что уживаться в одном пространстве научились.