Азов. За други своя

Об этом татарско-ногайском отряде казаки-разведчики во главе с Петром Кривоносом вызнали ещё вчера. Отрядив посланца сообщить своим, платуны тайно вели его весь день. А сегодня к вечеру, прикинув, куда орда встанет на привал, соединились с отрядом Сёмки. Тут рядышком неглубокая балочка, прорезавшая степь на несколько вёрст — лучшее место для стана в округе. На дне — ручеёк, на склонах — трава густая, не шибко выжженная. Самое то для лагеря. Так и случилось, не ошиблись разведчики.

Загоруй, когда узнал, что татар здесь почти тридцать тысяч собралось, один нападать не рискнул. Сообщил другу в соседний городок, и Василий Корыто сейчас где-то за дальнем краем стана тоже готовил к атаке свои две тьмы казаков.

Согласовав, бить решили, как только улягутся и задремают. Сигналом станет вопль сыча. Ночью его слыхать далеко. Лишь бы с настоящим не спутать. Ночные хищники и здесь попадались частенько, строя гнёзда в степных норах и обвалах глины.

А пока до вечера далеко, народ спешился. Опутав ноги лошадей, разлеглись отдыхать. Одна ночь в седле прошла, следующая скорей всего так же минует. Так что подремать, а то и подрыхнуть, у кого организм позволит перед битвой, не лишнее.

Как стемнело, оставив коней в леске под присмотром, всем гуртом пешим ходом с оглядкой тронулись в сторону балочки.

Чем ближе подходили, тем ниже кланялись. Последние сажени уже на пузе. Подползли разом, заранее разойдясь по ширине. Полторы тысячи казаков и мужиков замерли в верхней точке, перед спуском. Часовых, усевшихся на загривке склона, пластуны во главе с Петром Кривоносом уже сняли. Поэтому подошли тихо и почти вплотную. Но сердце всё равно не на месте, татары тоже жить хотят, скоро пойдут проверять посты и тогда хватятся. Надо поспешать, а сигнала все нет.

Отсюда, со стороны, казалось, что огромный лагерь врага дышит, словно гигантский Змей Горыныч. Многочисленные костры, кидающие в темноту искры, напоминали блёстки на его пупырчатой коже. И даже запахи, изредка доносившиеся сюда, в засаду: варёной конины, кислого пота, человеческих испражнений — тоже говорили о присутствии невдалеке неразборчивого хищника, неряшливого и давно немытого.

Выглянул из-за невидимого облака тусклый серп-месяц, и Сёмка, всё последнее время напряжённо таращившийся в ночь, вдруг улыбнулся. Повернул голову к сотенному Трофиму Иванову:

— Казачье солнышко выглянуло, видал?

Тот закивал головой, забыв, что его не видно:

— Ага. Удачу нам должно принесть.

— Дай-то Бог. — Сёмка коротко перекрестился.

Под слабым светом месяца проявились неплотные силуэты ближайших казаков. Оно и к лучшему — в полной темноте воевать далеко не всем сподручно. Сам-то Сёмка мог сражаться, хоть с завязанными глазами. Но таких, как он, характерников, в тысяче наберётся не больше пяти бойцов. "Негусто. Лучшие воины в крепости нынче собрались, там главная война и кровь. И смерть". — Загоруйко поджал губы, вдруг представив, что сейчас происходит в осаждённом Азове.

Опершись на ствол ружья, поднялся. Почудилось, вот-вот разобьёт ночную благость долгожданный крик. И только он выпрямился, как над затихшей балочокой разлетелся далекий сычиный вопль. Казаки подскочили и, помня о договоренности, досчитали про себя до десяти. И лишь после этого шагнули в ночь. Атаман, зная, что на него никто сейчас не смотрит, — разве увидишь в сплошных потёмках, всё равно поднял и кинул вниз руку, — сказалась привычка. И поморщился — сустав, показалось, заскрипел, как несмазанная тележная ось. Тысяча с гаком бойцов шагнула почти одновременно.

Татарский стан приближался. Уже виделись разгорающиеся в темноте головешки, словно мерцающие глаза хищника, когда караульные подкидывали дрова. Казаки старались двигаться бесшумно, и у них получалось. Чуть приотстав, по Сёмкиному распоряжению, вторым эшелоном крались добровольцы. У них так тихо не выходило, потому и шли подальше. Их дело — вступать в схватку, когда в стане поднимется гвалт и скрадываться нужды не будет. Уже рядом маячили крайние фигуры караульных. С десяти сажень Сёмка углядел, как в темноте вскинулись несколько плотных силуэтов и упали вместе с татарами-охранниками. Даже короткого приглушенного вскрика не услыхал. Про себя с ласкою отметил: "Умеют, душегубы!"

А вот и тела. Скрючены, под ними чёрные лужи крови. Обошёл, глянув равнодушно. Казаки на полусогнутых, почти на коленях, подкрадывались к крайним татарским кострам. Ещё миг, и более тысячи бойцов смертельным ударом нагайки впились в рыхлое тело татарской орды.