Читаем Азов. За други своя полностью

Всего сутки прошли, как вернулись от турок вместе с толпой освобождённых православных. В крепости гам и шум до сих пор стоят. Пока всех разместили, пока накормили. Мужики и казаки все до одного оружие попросили, воевать будут. С порохом плохо. А вот луки, стрелы (большая часть трофейные), сабли, пики да дубины — этого добра валом. Ещё днём раскидали народ по тысячам. Валую тоже полторы сотни досталось. Там пока Никита Кайда командует. Казак опытный он справится. А рыскари Лукина, что с ним ходили, в этих хлопотах не участвовали. Сдали народ кому положено, жёнок да девушек повидали и назад, под землю. Силы-то, они не беспредельны.

Только отоспаться и дали. И снова вперёд, во вражьи порядки! Правда, в этот раз не все пойдут. Решили, что десятка хватит, и только добровольцы, согласившиеся на бритье бороды. Вот Матвей Чубатый ни в какую не хотел бороды лишаться, так его в сотню на подмогу друге Никите отправили. Как и ещё четверых.

"А как удачно-то прогулялись! Почитай семь сотен народу из-под сабли турецкой вызволили. Прошляпили турки знатно. Поди, кому-то не поздоровится!"

Пока отдыхали, вражины раскапывали взорванный ход, по которому уходили. Пришлось заряд потратить. Такую прорву народа через него пропустили, там не тропа, дорога выбилась. Валуй по поводу земляных работ турок шибко не переживал. "А нехай роют. Там Арадов с помощником — безусым пареньком Гераськой — ещё одну бомбу заложили. Как враги доберутся, так и взорвут. Шнур сюда, в подземную горницу, вывели. А тут мадьяр постоянно на дежурстве. Всё контролирует, за каждым ходом следит. Только турки где к нашему слуху начнут подбираться, сразу туда бомбочку несут. Уж ского народу ихнего подорвали, не сосчитать! Правда, последнее время вражины поутихли. Почти не копают. Наелись казацким гостеприимством. Вот только здесь ишшо шевелятся, но это ненадолго".

Валуй стряхнул внезапно нахлынувшее оцепенение, рука привычно нащупала лук, тул уже перекинут за спину:

— Всё, казаки, с Богом!

Последний, ещё не обнаруженный турками, слух выводил в овражек, по которому стекали грязные воды во время дождей. Теперь враги превратили овражек в помойку. Воняет будь здоров!

Перед выходом отправили двоих хоть немного расчистить место. Ну да что они могли успеть? Только узенькую и короткую дорожку через нечистоты и проложили. По ней им выбираться. Хорошо, хоть на ногах, если бы на пузе — даже представлять не хочется, во что бы янычарская одёжка превратилась.

Невольно морщась, Валуй выскочил из щели. Двигался в числе первых, поперёд его только Гришка-пластун. Ну, ему положено. Нюх у человека — собака позавидует. Причём не только на запахи, но и на опасность. Не раз выручала Гришкина чуйка. Его дружок Петро Кривонос такой же. Где-то сейчас под началом Сёмки Загоруя воюет. И Герасим Панков со своими там же. Говорят, геройские мужики у него. Ну, так стал бы Валуй за кого попало ручаться?

"Ух, как оно!" Кажется, ещё немного — и от вони глаза вылезут. На всякий случай веки опустил, так, чтобы только под ногами видать было. А больше пока и не требуется. Стараясь не дышать, проскочил вслед за Гришкой самый загаженный участок в низине. "Ну, ничё, казак и не такое вытерпеть могёт!" Успокаивая себя, атаман выбрался на верхний край овражка. Стало полегче, тут хоть ветерок обдаёт, уносит вонь за спину. Сапоги бы почистить, но это позже.

Татарский стан отсюда верстах в двух, ближе к Калачинским башням. А пока вокруг турки, чёрные мужики. Подальше несколько шатров островерхих высятся, это для тех, кто познатней. Для остальных рядок навесов выстроился, штук пятнадцать. Но и крыша не всем досталась. Большинство прямо под небушком дрыхнут.

А часовые бдят. Сумрачные фигуры маячат в отдалении. Бродят меж своих спящих. Но казаков не видят. Тут уж залегли, земля после вчерашнего дождичка подсохла, кое-где в ямках сырость осталась, а так не грязно.

Идти решили напрямки, через стан. А чё, разве станут янычары с чёрными мужиками воландаться? Они — белая кость, воины с малых лет, не чета вчерашним крестьянам и пастухам. Пойдут прямо по ногам, особо и не переступая. Наглость (разумная, конечно) в военном деле — почти всегда неожиданна, а потому враг, как правило, не успевает отреагировать.

"Ну что ж, вроде тихо, никто лишний не бродит, сполохов не видать. Пора! — Валуй только задумал подниматься, а казаки уж подскочили. — Мысли они читают, что ли?"

Выстроил донцов в колонну по три, это для начала, чтобы хоть какой-то строй организовать. Потом-то всё одно народ рассыплется. Между спящими людьми пойдут, какая уж там стройность?

Шагали, по обычаю, неслышно. Вроде янычарам не положено так ходить, чай, не разведчики, но Валуй не беспокоился. Кто там будет прислушиваться, как они топают?

Редкие постовые, заметившие их, пока не проявляли признаков беспокойства. Ну, идут янычары по своим янычарским делам, нехай и идут. Лучше их не трогать, сволочи ещё те, накостыляют не за грош, и ещё сам виноват останешься.

Пароль спросил только третий по порядку часовой. К счастью, Гришке на готовне говорили.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Заморская Русь
Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока. Тысячи, миллионы лет лежали богатства под спудом, и вот срок пришел! Как по мановению волшебной палочки двинулись народы в неизведанные земли, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе. Чудилось — там, за океаном, где всходит из вод морских солнце, ждет их необыкновенная жизнь. Двигались обозами по распутице, шли таежными тропами, качались на волнах морских, чтобы ступить на неприветливую, угрюмую землю, твердо стать на этой земле и навсегда остаться на ней.

Олег Васильевич Слободчиков

Роман, повесть / Историческая литература / Документальное
Битая карта
Битая карта

Инспектор Ребус снова в Эдинбурге — расследует кражу антикварных книг и дело об утопленнице. Обычные полицейские будни. Во время дежурного рейда на хорошо законспирированный бордель полиция «накрывает» Грегора Джека — молодого, перспективного и во всех отношениях образцового члена парламента, да еще женатого на красавице из высшего общества. Самое неприятное, что репортеры уже тут как тут, будто знали… Но зачем кому-то подставлять Грегора Джека? И куда так некстати подевалась его жена? Она как в воду канула. Скандал, скандал. По-видимому, кому-то очень нужно лишить Джека всего, чего он годами добивался, одну за другой побить все его карты. Но, может быть, популярный парламентарий и правда совсем не тот, кем кажется? Инспектор Ребус должен поскорее разобраться в этом щекотливом деле. Он и разберется, а заодно найдет украденные книги.

Ариф Васильевич Сапаров , Иэн Рэнкин

Триллер / Роман, повесть / Полицейские детективы / Детективы
Грозовое лето
Грозовое лето

Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция.Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе.В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Революция победила, но враги не сложили оружия. Однако идеи Советской власти, стремление к новой жизни все больше и больше овладевают широкими массами трудящихся.

Яныбай Хамматович Хамматов

Роман, повесть