Азовский гамбит

На этой торжественной ноте, аудиенция закончилась. Грамотин почуяв, что впечатлений мне на сегодня уже достаточно, принялся энергично выпроваживать делегатов вон. Дескать, приняли, выслушали, обещали сильно не притеснять, какого вам еще рожна надобно? Пошли вон, пока царь не передумал!

— И что, многие так думают? — спросил я, когда дьяк управился.

— Многие, — не стал отрицать очевидного тот.

— Ладно, погостил и будет. Пора возвращаться в Москву.

— Поздно уже, государь, куда на ночь глядя-то? Переночуйте, а с утра со свежими силами и поскачете.

— Что скажешь? — обернулся я к молчавшему до сих пор Михальскому.

— Лошадям надо отдохнуть, — коротко отозвался тот.

— Ну и ладно, — не стал спорить я. — Поехали к воеводе.

Судя по всему, Наумову немного полегчало, и теперь московский дворянин суетливо сновал по терему туда-сюда, давая одно за другим ценные указания прислуге, от которых беспорядка становилось все больше и больше.

— Семья-то у него есть? — поинтересовался я, глядя как он старается.

— Вдовец, — охотно отозвался Грамотин. — Старшие сыновья в жильцах служат, а с ним только дочка осталась.

— Вот так? — удивился я, поскольку не видел в доме воеводы ни одной души женского пола, если не считать холопок.

— Прячет, — скривив губы в тонкой улыбке, пояснил дьяк, правильно истолковав мое недоумение.

— Не понял?!

— Так ведь, — замялся чиновник, явно подбирая слова, — девке-то пятнадцатый год пошел. Самый, можно сказать, сок. Далеко ли тут до греха, если…

— Боится, что на кого-то из моих стольников глаз положит?

— Точно! — с облегчением выдохнул Грамотин.

— Ну, это он зря, я свою банду в строгости держу!

В глазах дьяка промелькнула глумливая усмешка и он, наклонившись к моему уху, горячо зашептал: — А девка-то не худа, телом бела, лицом румяна, коли повелишь, так никуда Наумов не денется, пришлет постель застилать. Чай не маленькая, управится…

— Вот что, любезный, — холодно перебил я его. — Ты бы определился, чем по жизни заниматься желаешь. Если государственными делами, то это одно, а если в сводни метишь, так совсем другое…

— Помилуйте, ваше величество, — не на шутку перепугался Грамотин. — Бес попутал…

— Оставь нечистого в покое, — махнул я рукой и направился в отведенную мне горницу, оставив посеревшего от осознания сделанной ошибки дьяка.

Увы, выспаться в ту ночь мне не судилось. Сначала сон просто не шел. В голову лезли всякие беспорядочные мысли, вспоминалось, что успел сделать за прожитые в этом времени годы, но более всего то, до чего руки так и не дошли. Потом во дворе начался какой-то шум, послышали ахи и охи, началась беготня. Я уже хотел было плюнуть на все и выйти самому, как в дверь ко мне постучались.

— Кто здесь? — раздался встревоженный голос спальника, которому в отличие от меня ничто не помешало наслаждаться сном.

— Войдите! — велел я, положив по привычке руку на рукоять допельфастера.

— Беда, государь, — заглянул ко мне в комнату Михальский. — в Москве бунт!

— Что?

— Прискакал гонец. Он еле жив, так что спрашивать его бесполезно. Успел сказать только, что в столице начались беспорядки. Горожане нападают на иноземцев. Кукуй и Кремль взяты в осаду.

— Седлать коней! — велел я, спрыгивая с кровати.

— Может, подождем до утра?

— Если лошади еще не отдохнули, возьми запасных у воеводы!

— Как прикажете, — не стал больше спорить Корнилий, и бросился отдавать распоряжения.

Через несколько минут я одетый и снаряженный вышел во двор и окинул взглядом всех присутствующих. Ратники моей охраны выводили оседланных лошадей, зато встревоженный воевода бегал по двору в одной рубашке и раздавал приказания таким же полураздетым холопам. Завидев меня, он тут же подскочил и затараторил, как будто боялся, что опять выдвинется какой-нибудь «доброволец» и завладеет моим вниманием.

— Сейчас в набат ударим и стрельцов соберем да на конь посадим, а вестовых к окрестным дворянам и боярским детям уже послали. К утру соберем конно, людно и оружно.

— И много их? — поинтересовался я.

— Стрельцов в гарнизоне полторы сотни. А дворян и детей боярских сорок три. Если каждый с собой не менее двух боевых холопов приведет, сотня конной рати будет.

— Они хоть раз на смотр все явились? — недоверчиво хмыкнул я.

— То на смотр, — почтительно возразил Наумов, — а то по цареву зову. Нетчики среди местных есть, врать не стану, а вот дураков не видал!

— Значит так. Половину стрельцов оставь в городе и сам с ними будь. Нельзя Серпухов без защиты оставить. Не спорь с царем! Ты хвор, сам вижу, однако человек верный и распорядительный, а потому без награды не останешься. Дворянам скажи, чтобы нас догоняли, а мы пойдем прямиком на Москву. Все!

В этот момент Михальский лично подвел мне коня, и хотел было помочь сесть, но я не стал его дожидаться и сам вскочил в седло.

— Все готовы?

— Да, ваше величество.

— Тогда не будем задерживаться. Хотя… где Грамотин?

— Да вон он стоит, — указал Михальский на дьяка, одетого поверх жупана в добротную немецкой работы кирасу и с польской корабелой на поясе.

— Подай ему заводного коня. Он едет с нами!