Азовский гамбит

Настал черед Панина вступить в дело. Раздалась барабанная дробь, звонко запели медные трубы и Федор, держа обоеручь развевающееся от ветра с азовского моря знамя, ступая широко и твердо, прошел меж расступивших ему путь казаков прямиком к атаману и обступившей Родилова старшине, среди которой стоял и молодой есаул Мишка Татаринов, в нарушение всей торжественности момента незаметно от других хитро подмигнувший побратиму.

Едва он дошел до атамана, как музыка, разом остановилась, стихли и крики казаков, воцарилась удивительная, сосредоточенная тишина. Все прониклись важностью момента. Атаман принял из рук в руки древко с широким камчатым полотнищем красного цвета с лазоревой опушкой. В центре его находился черный двуглавый орёл, а по кайме шла надпись «Повелением Государя, Царя и Великого Князя Ивана Феодоровича всея Руси Самодержца и при Его Государево сыне, при Благоверном Царевиче и Великом Князе Дмитрии Ивановиче, писано сие знамя на Дон Донским атаманом и казаком лета 7129, января в 27 день».

— Иисус! Иисус! — разом грянул над полем казачий ясак — боевой клич донцов.

Родилов передал знамя, стоящему рядом Исаю Мартемьянову, а сам продолжил, добавив к уже сказанному еще один весомый аргумент:

— Мурзы ногайские хотят идти кочевать под Азов и быть под государевою рукою со всеми улусами. А то ни много ни мало почти тридцать тыщ людей не считая жен и детей, пойдут обратно за Дон! Да царю Ивану шерть принесут! Значит, и противу нас османы их не поставят! Больше дело!

— Мы степь спалили, чем им тут скотину кормить?

— А ты что же, думал, они останутся под Азовом, когда турка сюда припрется и в осаду встанет? Дурная башка! Спервоначалу думай, потом рот отворяй. Пусть идут дальше, за Дон к Астрахани, да служат царю верно!

— А калмыки их не спужают?

— Ништо! С калмыками у царя разговор отдельный будет вскорости.

— Неужто воевать их пойдет? А мы как же?

— Ишь, разорался, — поморщился в досаде атаман, — у царя войск в достатке, на всех управа найдется! Нам про себя промыслить потребно! Своим умом жить, за себя ответ держать перед Богом! Вот низовские с Черкасского и Манычского городков не желают за Азов постоять, кричат, мы де за камень умирать не хотим! Стены каменные нас не прокормят. А я вам так скажу, великая честь пострадать за православную христианскую веру, за народ христианский! Потому, братья, вооружась храбростью и мужеством Александра царя Македонского и других храбрых воинов прежних времен, вменив себе смерть за живот, за святые Божьи церкви и за государя царя, великое Донское Войско должно крепко встать на Азове, а всех бусурман, что сюда явятся под меч подклонить и живота лишить!

— Эко завернул, ровно отец Варфоломей в церкви, особенно если похмелился! — одобрительно крякнул Митька Лунь, услыхав про древнего царя.

Услышав последнее замечание, молодые казаки начали хихикать, но под строгими взглядами стариков быстро успокоились и приняли постный вид.

— Красно гутаришь, Епифан, да только я со своими королевской земли казаками запорожскими не для того суда пришел, чтобы живота лишиться, а за ради добычи и ясырей! — Выкликнул против общего настроя глава запорожцев Сулим Черняк.

— Ты видно войсковой круг с кружалом перепутал? — нахмурился Родилов. Это за столом да с чаркой я для тебя Епифан, а тут я власть!

— Ишь ты как заговорил, а не забыл, что на круге всякий голос имеет?

— Нет, не забыл, но и ты помни, что как круг постановит, так тому и быть! Братцы, что по нашему закону полагается за измену войску?

— В куль да в воду! — Закричали со всех сторон. — Смерти придать!

— Верно — смертная казнь. За ослушание — войсковая пеня: век бить и грабить!

— Что ж вот вам слово мое, пиши, — обернувшись к войсковому писарю, распорядился Родилов и продолжил громко:

— Помня свое крещение и святыя Божии церкви и свою истинную православную крестьянскую веру, разорение от безбожных бусурман святым Божиим церквам, крестьянския невинные крови пролияние и в полон их отцов, и матерей, и братию, и сестер имание, будем стоять крепко. Приход турских и крымских людей нам не страшен. Азова мы не отдадим и не покинем, потому что взяли его кровью и своими головами! Любо ли товариществу?

— Любо, любо!

— Я смотрю ты за всех тут все решил? — не унимался Сулим. — Что же это такое, браты! Мы с одной неволи вышли, а тут новые паны завелись!

— Ну ты посмотри, как его разобрало, — с досадою покачал головой Лунь. — Ей-ей нарвется человек лбом на кадушку!

— Не я, — веско возразил ему Родилов, — а круг казачий. А коли все так решили, то и быть по сему!

— Верно! — поддержали его казаки.

— Тогда решайте, станичники, что Сулимом делать станем.

— Да ладно вам, браты! — юлой выскочил вперед Митька и попытался успокоить товарищей. — Али вы не знаете, каков Черняк? Ну ляпнул человек по пьяни, так что с того? Казак-то он добрый, односум мой. Не раз с ним в походы дальние хаживали…

— Каков он казак мы все ведаем, — махнул рукой Епифан, не желая продолжать ссору. — Если пьяный то проспится…