— Сам проспись! — грубо возразил ему Сулим, — а я сегодня не пил, а потому в своем разуме. И говорю вам, что Азов от султанского войска оборонять — глупость! И я тут голову складывать не намерен, да и казакам своим не позволю.
— Ты что творишь, дурень? — последний раз попытался исправить ситуацию Лунь, но Черняка уже несло.
— Тебя-то кто спрашивал? — прошипел он заступнику в лицо. — Иди на завалинку кости греть, черт плешивый!
— Ах ты, собака! — изумились казаки. — Бей его!
— Смерть изменнику!
Казаки всегда были скоры на расправу, тем более, что обескураженные поведением своего атамана, простые запорожцы не стали за него заступаться. Так что, не прошло и минуты, как Черняка схватили его и поволокли к Дону. Тот в последний момент, видимо, сообразил, что наговорил лишнего, и пытался что-то кричать и брыкаться, но было поздно.
Разозленные его сопротивлением казаки накидали в большой мешок камней затем сунули туда же Сулима и, отплыв на струге на стрежень реки, скинули в светлые и быстрые воды. И ни одна живая душа не пожалела о непутевой голове, разве что один старый товарищ, тряхнул с досадой белым как лунь чубом, и сказал:
— Дурень!
На том и закончился войсковой круг, восстановив единство среди казаков накануне тяжелой осады.
Глава 13
Как ни готовились, как ни ждали прихода турок, а они нагрянули неожиданно. Сначала перед Азовом появился османский флот. Почти два десятка больших галер, именуемых «каторгами», и не меньше полусотни кораблей поменьше: фелюг и прочих о точном названии которых казаки даже не задумывались. Правда, входить в устье османы не спешили, очевидно, опасаясь мелководья.
Почти одновременно с севера к Дону подошли татарские разъезды и попытались обстрелять из луков местных рыбаков. Впрочем, те не дожидаясь пока их перестреляют, а, побросав снасти, кинулись к лодкам и поспешили уйти на противоположный берег.
Получив весть о появления неприятеля, Панин не стал облачаться в доспехи, решив, что сегодня до драки вряд ли дойдет, а потому надобности в крепкой, немецкой работы, кирасе и шлеме может и не случиться. Перекинув через плечо перевязь со шпагой, и заткнув за пояс пару пистолетов, он хотел было уже идти, но наткнулся глазами на подаренный когда-то отцом саадак[52] с луком и стрелами.
Еще в юности он слыл одним из лучших конных лучников во всем государевом полку, умея на всем скаку поразить мишень на шесте или птицу в полете. Да и потом во время многочисленных походов умение метко стрелять, не выдавая себя ружейным грохотом, не раз ему пригождалось, а потому отправляясь в Азов, Федор не забыл прихватить с собой подарок покойного родителя.
Повинуясь внезапно нахлынувшему предчувствию, он закинул за спину тулу со стрелами и налучье и в таком виде вышел во двор, где его ожидали сотники.
— Что скажешь, господин полковник? — спросил самый старший из них седоусый Митрофан Позднеев. — На стены пойдем, али на вылазку нас отправишь?
— Приказываю всем вооружиться и быть в готовности, — отозвался Панин. — Куда бы не пришлось, наше дело военное. Проверьте, чтобы пороху и пуль было вдосталь, да фитили не отсырели. Ну и сами знаете, что еще!
— Как повелишь, — кивнул старый служака.
— Тогда с богом!
Родилова Федор нашел на стене рядом с одной из угловых башен. Епифан стоял в окружении казачьей старшины и напряженно вглядывался в водную гладь, на которой чернели османские каторги.
— Вот и полковой голова пожаловал, — ухмыльнулся Мишка Татаринов. — Теперь точно сдюжим!
— Тише ты, балаболка, — беззлобно ругнулся на него войсковой атаман, — после чего обернулся к Федору и уважительно показал ему место рядом с собой. — Проходи, господин полковник, покумекаем вместе что делать.
— Благодарствую, — не стал чиниться тот, и, потеснив немного старшину, встал рядом с Родиловым. — Много ли супротивников прибыло?
— А бес их знает, — пожал плечами Епифан, — как выгрузятся, так и поглядим.
— Стало быть, надо разведать, — логично, как ему казалось, заметил Панин. — Может ногайцев в поиск снарядить?
— Если ли про посланцев от мурз, — ухмыльнулся Мишка, — то поздно. Их уж и след простыл!
— Как это?
— Да вот так. Будто сквозь землю провалились, вчера были и они и шатры их, а сегодня только следы от кострищ.
— Плохо, — нахмурился Панин. — Эдак ведь они татарам все про наши укрепления расскажут!
— Ты, господин полковник, — вмешался атаман, — нас уж совсем за дурачков не держи! Ногайцев никто внутрь крепости не пускал, чтобы те что-то разнюхать могли. Да и не до того им теперь. Если крымчаки дознаются, что они с нами переведывались, никому из них головы не сносить. Так что скачут посланцы сейчас быстрее ветра куда-нибудь отсель подальше.
— Тогда надо гонцов к государю послать.
— А вот это дело! — одобрительно кивнул головой Родилов. — И не только в Москву для государя, но и братам нашим в Запорожье и на Волгу. Пусть снаряжаются в поход и на помощь идут. Ты бы тоже отписку приготовил. Я чаю, если она от полковника будет, ее царю быстрее покажут?