Б.Р. (Барбара Радзивилл из Явожно-Щаковой)

Мам, а мам, можно я схожу на матч? (Сын.) В такое время?! Мам, подвинься, а то у меня тут такой прыщ, я быстро посвечу на него, мне на встречу ехать. (Дочка.) Куда это ты, Ванда, ночью на встречу собралась? Ну дай посветить, а то разрастется… Доча, а прибралась бы ты у себя в комнате! Зачем украинка ведь была?! Доча, чтобы только новый «мерседес» не смела брать, не справишься, поезжай на «рено». И пейджер возьми с собой. Ладно, Гневко, иди на свой матч, уроки сделал? Только тогда скажи Алеше, чтобы он собаку не спускал. В котором часу вернешься? Надо еще Марыхне еду отнести! О боже, как же хорошо на меня этот свет действует! Оля-ля! Доча, потом себе посветишь, говорила я, надо было несколько таких ламп купить! Закажи нам еще штуки три, уф… Нет ничего лучше, как поосвещаться, а то, если не поосвещаюсь после дойки, чувствую себя как разбитая… А иди, иди уж, Гневко, с этим! Что это опять за дурацкие игрушки? Дядюшка Али из Кувейта прислал? Не махай мне этим перед носом, когда я освещаюсь после дойки! О нет! Вы бы, мамаша, шли поскорее к себе, в каморку!

Потому что откуда ни возьмись — будто только этого не хватало — в дверях кухни появляется та самая старая Марыхна, мать самого Шейха Амаля, и вонзает в меня свой распаленный взор, бормоча: «Мой прынц, где мой прынц, иди-иди, мой панычку, панычку, иди, моя машинка боле не работает, моя печурка уже остыла, а ты все ж иди ко мне, в мою каморку, иди… Еще можно починить ее, еще язычком-то раскочегаришь…» Вы, мама, ступайте к себе в каморку, туда вам сейчас поесть принесут! Только она и не думает туда идти, она там, где я, ее прынц. Обрывки каких-то давних биографий вылетают из нее, как пульпа из сломанной соковыжималки, потому что из старого человека жизнь, будто испорченная соковыжималка, выжимает соки, а он плюется вокруг шматками своей слишком долгой, сверх меры затянувшейся жизни. Вот и разводит она на всю кухню: ну да, такая-то умерла, вы слыхали, пани Кузьмякова, что такая-то умерла, вы слыхали, что такая-то умерла, ну-да, правда-правда, что хорошие люди долго не живут, правда, хорошие люди быстро умирают, так старики когда-то сказывали, и это правда, пани Кузьмякова… Мама, она умерла уж как лет тридцать тому назад! И тут Божена делает мне знак, что мамаша уже того и чтобы я шел.

А я что, я не стану мешать: отступаю задом и кланяюсь. На что-то натыкаюсь, даже не вникаю, на что, во всяком случае, это нечто — розовое и плюшевое — начинает играть Happy Birthday to You. Поднимаюсь по лестнице. Однако, какая честь для меня быть принятым самим Амалем… в домашнем, можно сказать, кругу! Какая честь, какое повышение статуса! Каким блеском начинает отсвечивать мой домишко! Иду по деревянной лестнице, довольно крутой, наверх, где следующие гостиные, да и ванная, множество выключателей, будто не одна, а десятки ламп там должны быть. Темно-зеленый кафель, темно-зеленый махровый чехол на крышке унитаза, темно-зеленая махрушка халатов, только что доставленных из прачечной. Зеркала, круглая ванна с гидромассажем. У меня на это дело глаз наметанный, все, что называется, комильфо! Какая-то охренительная косметика от Цептера в застекленном шкафчике, стеклянные пробирки, а в них бамбуки. Вода только на самом донышке, а они, суки, не засыхают. На потолке фрески. Бородатый мужик подает палец молодому, в облаках.

О-хо-хо! Так. Пять дней и пять ночей ехала конно Гаштолдова вдова к своему Августу по болотистым дорогам Великого княжества Литовского. Но все же доехала. А он, мой Август, приходит, раздевается до боксерок и наипервейшим делом пробует ногой воду в этой круглой ванне, соль какую-то подсыпает. Милости просим, милости просим… Милстис-дарь, коли охота, просим со всем нашим респектом. И оставляет на раковине-умывальнике непогашенную сигарету. Из комнаты доносятся звуки матча с большого телевизора, ибо как в кухне, так и в каждой гостиной есть большой телевизор с видеомагнитофоном и по каждому постоянно идет какая-нибудь из программ со спутниковой антенны, без малейшего внимания к счету за электричество. Тут он показывает мне, что я тоже должен в эту ванну влезть, что большая она очень. Вот и хорошо! Староват чуток, но лучше пожилой солидный, чем молодой несолидный. На безрыбье и рак рыба. А я — царь безрыбья. Об «эйджизме» никто тогда не слыхивал. Эйджизм означает «дискриминацию по признаку возраста» и проявляется он в седого волоса непочитании, старых хрычей да старых хрычовок в «Макдоналдс» на работу непринимании, трудового договора незаключении и — несмотря на отсутствие политкорректности в таких действиях — в отказе тем, кому за сорок, в сексуальной близости.