Б.Р. (Барбара Радзивилл из Явожно-Щаковой)

А поскольку меня еще дополнительно полили молодыми соками, то, можно сказать, мамаша от троих понесла. Вот почему я такой сильный уродился: уже в детском саду голыми руками орехи давил, а в ремеслухе и подковы не были для меня проблемой. Попробуй-ка, вашесть, какой до сего дня сберег я бицепс. (Пришлось сделать вид и угодливо констатировать то, чего в действительности не было.) И уж думал тот Бигус, что из той каши, что заварил, он выкарабкался, и даже пиво «Пяст» по сему случаю выпил, потому что Марыхна, до трех считать не умеющая, зареванная и вся в соплях, уж час как стояла в поле, на остановке. Осень, сударь, уж была, слева — поле и картошка, божественный запах! Какой-то тип в лохмотьях пек картошку. Справа — вороны над пластом отваленной земли. А на низком небе — черная стрелка, указывающая на модное теперь зимой направление: юго-запад — клин улетающих птиц.

Села она в конце концов в громыхающий автобус, только ее в этих Семировицах и видели. Лишь тогда ребята вздохнули облегченно. Приезжает она ночью в свой Млынок. Даже не зашла к себе в хату, пошла шататься по полям, точно пугало какое. Но потом все-таки пошла домой и испекла в печи хлеб. Взяла его и снова — по полям, по лесам… Отщипывала она от этого хлеба, горячего еще, и ела, отщипывала и ела, и плакала, ибо собралась лишить себя жизни и вошла уже в озеро Гилинг, в воду, но захотела напоследок перед смертью хлебушка вволю поесть! Утопиться со мною в воде! Под утро! Осенью! С хлебом! О-о, безумие, безумие! Было б дело ночью — так бы и утопла, а поскольку утро уже занималось и на берегу какой-то рыбак плотву ловил, мать мою спасли.

Здесь я введу в повествование образ старика-отца. Отец — старый Бигус, добродетели всякой кладезь и источник, коронный, доложу я вам, оружейник, — дознается о неприличном сына своего поступке, но, еще не зная, что героиня оперы Марыхна и кто она такая, садится в автобус и едет через непролазную грязь неурожайных земель аж до Бытова, где этого автобуса конечная остановка, дальше уже ничего не едет, ибо эта дыра, деревня Млынок, откровенно говоря, из одного только дома Марыхны, что возле леса, и еще двух домов состоит. Идет он, значит, десять километров, грязь месит, замечает тусклый огонек вдалеке. Видать, Божья Матерь длань Свою указующую простерла: не заблудился, и утром крестьяне госхозные не нашли его волками да лисами разодранного. И все потому, что зашел он в первый с краю дом, где свет заметил. А была то зажженная на окне громница — восковая свеча, что от грома-молнии спасает, — ибо первые раскаты вдалеке предвещали скорую грозу. Мать представляет это в своих рассказах так, что он встал в двери Козловой избы и спрашивает:

— А скажите мне, хозяюшка, где тут живет девушка, которую зовут Мария Краух? А Козлова с мужем дома сидит, радио слушает. Перестала перо щипать и говорит: а вон там, через пару домов, на краю деревни. А дед мой (а ведь это был мой родной дед!) говорит: ну и какова же она, девушка эта? Работящая? Общительная? Ладная? И теперь мутер считает, что, когда он их спросил, они ответили: очень отличная девушка, очень отличная девушка, чистая девушка, очень приличная, очень работящая, в костел ходит, в Бога верит, нет того, чтобы она такая была, чтобы кувыркаться с мужиками любила, а приличная, файн девушка, чистая, ладная девушка…

Похоже, как только закрылась за дедом дверь хаты, баба с мужиком в смех, что так деда накололи. Однако ж как масло поверх воды, так и правда вскоре всплыла. Деду до крайней хаты недалеко было. Самая бедная то была хата, та самая, что теперь здесь воссоздана. Только колодец с журавлем лучше. И Марыхна жила в ней тем, что ягодок да грибков насобирает, того-сего, что попадется, без электричества, без света, с одной только сальной свечкой. Дверь открывается, стоит в ней мой дед, а мамаша как раз наклонилась над ведром и чистит картошку… Хоть и спасенная рыбаком, но в плохом состоянии. Боже, какая сцена для истории немого кино! Если все это где-то там на небе как-то фиксируется, то, думаю, там ангелы перед телевизором плакали, впрочем, и потешного тоже было много!

Дед стал в двери, набрал в грудь застоявшегося в хате воздуха, потому что целую арию заранее приготовил, выдержанную на верхнем до, уж было рот открыл похвалу материнству воспеть и сына своего бесчестность осудить, но…

…но только он ее увидел, как она ножичком перочинным картошку чистит, даже кофе пить не стал, ничего не захотел, а как был, так на своих двоих пролетел те десять километров до автобусной остановки! То и дело оглядываясь, не гонится ли кто за ним. В непогоду, которая как раз разыгралась, в грохоте грома и блеске молний. Из-за этого я внебрачным и родился, ни отца, ни деда, сколько живу, не видел. Вот почему я хочу, чтобы у меня было много детей, и дать им всем настоящую семью. Гневко в прошлом году уже на курсы подготовки к лицею в Ледницу ходил.