Бабье лето

В это вечер Александр Истомин вообще не хотел идти на футбольное обозрение. Ему сильно нездоровилось. Сказывался не только солидный возраст, но и работа. В шестьдесят пять лет лазить под машинами довольно тягостное занятие. Автослесарю до пенсии оставалось несколько месяцев, но обеспеченная старость ему не светила. И ни только ему одному. Сотни тысяч переселенцев из бывшего Советского Союза получали грундсихерунг, минимальное пособие для прожития. Только поэтому он «отодвигал» свой возраст, хотел еще немного поработать. Ради исполнения своей давнишней мечты ─ перед смертью издать пару книг. Мысли в его голове были, он их носил уже несколько лет. Для их графического изображения не было времени.

Наводила тоску и неопределенность в жизни. Истомин с каждым днем разочаровывался положением в стране, которая совсем недавно была для него голубой мечтой, источником притяжения. Надежды относительно молодых людей из бывшего Советского Союза добиться на исторической родине своих предков каких-либо успехов остались лишь благими намерениями. Истомин, маститый ученый, как и его жена Мария, талантливый биолог, за бугром, который они считали даже родным, оказались не у дел.

Страшно угнетала позднего переселенца и русофобия в самом развитом государстве Европы. Она прирастала с каждым днем. Он тяжело вздыхал, когда средства массовой информации день и ночь лили грязь на страну, где он родился и вырос. Получил прекрасное образование и нашел свою первую любовь. Больше всех доставалось тем, кто по долгу службы или работы носил удостоверения с русскими фамилиями и именами. Это испытывал на собственной шкуре и Истомин. Конечно, не все клиенты и коллеги тыкали пальцем или презрительно смотрели на «руссака». Были и те, кто пожимал руку или даже заискивал перед Кулибиным из России. Однако подобное его мало радовало. Истомин уже давно изучил повадки или жесты коренных немцев. Тот, кто открывал рот до самых ушей или расцветал в подобострастной улыбке, не означало, что он твой друг или даже человек. В Германии подобные улыбки были в большинстве своем ничто иное как проявление притворства. Полнейшее равнодушие людей друг к другу стало в какой-то мере декоративно-прикладным искусством.

Да и вообще, как считал Истомин, демократия немецкого образца на деле была шита белыми нитками. В этом убеждался ни только он один. В этом убеждались все те, кто в силу определенных причин оказался на немецкой земле. Политики действовали согласно известной пословице: «Всяк сверчок знай свой шесток». Немцы бывшей ГДР, как и переселенцы из бывшего Советского Союза, считались людьми второго сорта, остальные входили в стан третьесортных.

В хитросплетения немецких политиков поначалу переселенец Александр Истомин не вникал. Для этого не было времени, да и обстановка в стране была относительно спокойной, в большей мере человеческой. Шли дни, месяцы, годы. Уровень жизни людей катастрофически падал. Чем больше политики говорили о благе народа, тем быстрее пустели карманы простых людей. Автослесарь, имеющий светлую, умную голову, все больше и больше задумывался о происходящем в его стране, и невольно находил «подводные камни», препятствующие жить по-человечески. Корень зла исходил из политической системы, от политиков, которых он считал в большинстве своем некомпетентными людьми, приспособленцами. Они были страшно далеки от народа. Они боялись его. Свидетельством этому была верхушка власти. Ни президент, ни канцлер страны народом никогда не избирался. «Избрание» происходило втихую. В просторных кабинетах, нередко за кружкой пива. В узком круге делалось все для блага чиновников, основы и опоры власти.

Мало того. Власть использовала изощренные формы обмана миллионов людей. Довольно часто свои промахи сваливала на происки внешних врагов или те или иные причины. Истомин еще в Союзе восхищался достижениями немецких автомобилестроителй, сейчас же эти успехи брал под сомнение.

Не понимал он и систему немецкого здравоохранения. Она представляла собою ничто иное как промышленное производство, цель которого изготовлять плохие товары, но получать хорошую прибыль. Истомин недоумевал, как можно обогащаться за счет больных или мертвых людей, лежачих в больницах или на погостах.

Смерть жены, которая была следствием ошибок немецких врачей, вынудила Истомина по-иному смотреть на медицинское поприще. В стране, которая каждый день кичилась своей демократией, существовало ни только двойная мораль, но и двухклассное медицинское обслуживание, все лучшее для имущих, худшее – для нищих.