Бабье лето

Неожиданно кто-то сильно чихнул. Васильев открыл глаза и бросил взор на источник звука. И слегка стиснул зубы. Его сосед с большим усердием ерзал кулаком перед своим носом. Васильев брезгливо осклабился и тут же отвернулся к окну. Хотел ни только не видеть бескультурья, но и немного успокоиться. Не удалось. Темнокожий мужчина достал из кармана нечто наподобие носового платка или полотенца и с огромным наслаждением стал сморкаться. Нос, орган обоняния у него был большой и одновременно плоский. Процедура по его очищению затягивалась. Кое-кто из пассажиров не выдерживал, одни крутили головой по сторонам, другие с презрением смотрели на необычного пассажира.

Васильев сначала деяние соседа переносил совершенно спокойно. Оглушительное выбивание соплей из наружных носовых отверстий для большинства населения представляло собой вполне приличное занятие, оно было даже несколько торжественным. Подобное с усердием делали ни только высокопоставленные политики или чиновники, но и простые немцы. Делали это и миллионы иностранцев, включая старожилов, и тех, кто только что вступил на немецкую землю.

Жители бывшего Советского Союза и стран бывшего восточного блока такой ритуал осваивали не столь успешно. Кое-кто для подобной процедуры использовал носовые платки. И Васильев до сих пор с этим делом еще окончательно не определился. Был ни рыба, ни мясо. Не определился он и в борьбе с микробами во время чихания. Немцы, как правило, к носу подставляли локоть или запястье. Он же делал по старинке, то есть так, как это было в бывшем Союзе. Если по каким-то причинам не успевал зажать орган обоняния, то подставлял ладонь. Затем доставал носовой платок и тщательно им вытирал внутреннюю сторону кисти руки. Салфетки он мало использовал, хотя они всегда у него были в сумке или в заднем кармане брюк.

Длительная процедура соседа по очистки носа в конце концов вывела из терпения и Васильева. Он тяжело вздохнул, слегка откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Настроился на олимпийское спокойствие, словно спортсмен, идущий на установление мирового рекорда. Все и вся, что происходило в автобусе для него не существовало. Он не реагировал ни на надрывной, порою громовой голос соседа, который тараторил по мобильному телефону. Не докучали ему и его дети, которые, словно заводные, бегали по салону и тискали то пассажиров, то водителей. На проказы негритят никто не реагировал. Многонациональный коллектив, который в силу жизненных обстоятельств образовался в многоместном автомобиле, как и Васильев, сохранял олимпийское спокойствие.

Во время посадки Васильев заметил, что бледнолицых в салоне было раз-два и обчелся. Преобладали в основном темнокожие, были и азиаты. При этой мысли мужчина улыбнулся, затем тяжело вздохнул.

В бывшей Советском Союзе для миллионов его жителей, да и для всей планеты было ясно. В мире существовали три расы: европеоидная, монголоидная и негроидная. Все прекрасно знали, что раса есть исторически сложившаяся группа человечества, объединенная общностью наследственных физических признаков, обусловленных общностью происхождения и первоначального расселения. Никто из строителей коммунизма не кичился своей расой, тем или иным физическим превосходством. Если кто-то и делал это, то их было единицы.

Здесь же, все то, что происходило на немецкой земле, Васильев не всегда понимал. По указке политиков слово «негр» вообще употреблять запрещали. Мало того. При переиздании книг было рекомендовано вообще это слово не использовать. Мужчина, имевший признаки европеоидной расы, невольно улыбнулся. Его мозг несколько раз пытался найти научное слово для оценки создавшейся ситуации и выдать его на-гора. Не получалось. Умничать дальше немолодому пассажиру не пришлось.

Водитель резко притормозил и автобус остановился. Васильев, как и многие из сидевших в салоне, невольно бросил взгляд через окно. Какого-либо вокзала или полустанка не было. Он лишь одно заметил. На развилке дорог стоял черного цвета «Мерседес», неподалеку от него прогуливались два чернокожих молодых человека. Он повернул голову в сторону прохода и на его душе стало необычно легко. Сосед и его семейство неспеша покидали салон. Приятная неожиданность подняла жизненный тонус и других пассажиров. Они улыбались. Минут через десять автобус вновь двинулся.