Бабье лето

— С ранней юности ты видел, что я не вмешиваюсь в твои дела. Действуй самостоятельно и бери на себя последствия. Если ты, как ты это сделал теперь, спросишь меня о чем-нибудь, я всегда тебе помогу, насколько то позволяет мой опыт. Но в этом важном деле я хочу дать тебе один совет, вернее, не дать совет, а обратить твое внимание на одно обстоятельство, о котором в заботах этих дней ты, может быть, не подумал. Прежде чем заключать серьезный союз, тебе нужно как-то укрепиться, окрепнуть умом и душой. Поездка в важнейшие города Европы и к самым значительным ее народам — отличное для этого средство. Ты можешь это сделать, твое имущественное положение сильно улучшилось, и я, наверное, кое-что прибавлю, да и вообще мне нужно с тобой рассчитаться.

От волнения я не мог говорить. Я только взял руку отца и поблагодарил его молча.

Клотильда попрощалась со мной со слезами и, когда я прижал ее к себе, тихо сказала:

— Отправляйся с Богом, все, что ты сделаешь, будет правильно, потому что ты добр и потому что умен.

Я высказал надежду, что скоро вернусь, и сошел с лестницы.

Мое путешествие прошло очень быстро, потому что везде были уже заказаны лошади, потому что я нигде не спал и на еду тратил кратчайшее время.

Когда я в Штерненхофе вошел в комнату Матильды, она поднялась мне навстречу и сказала:

— Я рада вам, все так, как я думала, иначе вы бы приехали не ко мне, а к нашему другу.

— Мои родные чтут вас, чтут нашего друга и верят в наше счастье и наше будущее, — ответил я.

— Я рад вам, Наталия, — сказал я, когда ее позвали и она вошла в комнату, — я привез вам дружеские приветы от моих близких.

— Я рада вам, — отвечала она, — я твердо надеялась, что так будет и что ваше отсутствие окажется столь коротким.

— Да и я надеялся на то же, — ответил я, — но теперь все ясно, и можно совсем успокоиться.

Мы остались у Матильды и некоторое время поговорили втроем. На следующий день я поехал к моему гостеприимцу. Матильда дала мне коляску и лошадей.

Когда я вошел в столярную мастерскую, где в час моего приезда находился мой гостеприимец, тот подал мне руку и сказал:

— Я уже оповещен о вашем возвращении: из Штерненхофа мне написали сразу же по вашем туда прибытии.

Мы пошли в дом, и мне открыли обычное мое помещение. Вскоре ко мне поднялся Густав, который никак не мог нарадоваться на то, что все вышло так, как вышло. Мой гостеприимец рассказал ему о том, что произошло, только сегодня. Густав без утайки сказал, что это ему гораздо, гораздо милее, чем если бы его сестру увез из дому Тильберг, который, кажется, всегда стремился к тому.

2. Доверие

Я остался на некоторое время у моего гостеприимца, отчасти потому, что он сам этого потребовал, отчасти же чтобы обрести спокойствие, которое у меня прежде всегда было и в котором я нуждался, чтобы уяснить и обдумать свои стремления.