Бабье лето

Мы выехали из Асперхофа утром — мой гостеприимец, Ойстах, Густав и я. Густава, как сказал мне мой гостеприимец, он берет с собой в каждую небольшую поездку. Когда при длительных путешествиях этого нельзя сделать, мальчика отвозят к матери в Штерненхоф. К церкви мы приехали лишь на второй день. Роланд, которого уведомили о нашем приезде, ждал нас там. Церковь была построена по старонемецкому образцу. Она появилась, как уверяли мои друзья, в четырнадцатом веке. Община была невелика и не особенно состоятельна. Последние столетия нанесли этой церкви большой урон. Окна замуровали — где целиком, где частично, из колонных ниш удалили каменные статуи и поставили на их место деревянные, позолоченные и раскрашенные. А поскольку последние оказались больше, чем их предшественницы, место для них часто выламывали, а прежние навесы с их орнаментами отбивали. Внутри всю церковь тоже расписали пестрыми красками. Когда с годами там снова все обветшало и нужно было безотлагательно приступить к восстановительным работам, оказалось, что средства для этого найти будет трудно. В общине пошли чуть ли не раздоры из-за необходимого объема работ. В прежние времена явно существовали богатые и могущественные благотворители, которые эту церковь строили и берегли. Поблизости еще стояли развалины замков, где жили эти состоятельные семьи. Теперь церковь, как величественный памятник того времени, одиноко стоит на холме, ее обступают несколько построенных в новое время домов, а вокруг разбросаны по холмистой местности дворы общины. Владельцы разваливающихся замков живут в далеких отсюда местах и, принадлежа к совсем другим семьям, либо никогда не питали любви к одинокой церкви, либо потеряли ее. Священник, простой, благочестивый человек, хоть и не обладавший глубокими знаниями по части искусства, но привыкший за много лет к виду своей церкви и очень хотевший, когда она стала разваливаться, снова увидеть ее в как можно лучшем состоянии, устремился к этой цели всеми путями, какие только ни приходили ему на ум. Он собирал пожертвования. Таким путем он и напал на моего гостеприимца. Тот проявил участие к церкви, имевшейся среди его рисунков, сам съездил туда и осмотрел ее. Он обещал, что если его план восстановления церкви одобрят и примут, то возьмет на себя все расходы сверх уже накопленных средств и закончит работу в определенное число лет. План этот был распространен и одобрен всеми, от кого это дело зависело, после того как священник, еще даже не видев плана, горячо поблагодарил за него и стал ратовать за его принятие. Затем приступили к его исполнению, каковым мой гостеприимец и был сейчас занят. Каменную кладку в окнах выломали осторожно, чтобы не повредить орнаментов, похороненных в цементном растворе и кирпичах, а затем размурованные окна застеклили по образцу еще уцелевших. Деревянные статуи святых из церкви убрали, а ниши привели в их первоначальный вид. Все старинные стройные фигуры святых, какие можно было найти под церковной крышей в других помещениях, были, если в них чего-то не хватало, дополнены и поставлены на их предполагаемые места. Ниши, для которых не нашлось статуй, оставили пустыми. Сочли, что это лучше, чем ставить в них деревянные статуи, не подходившие к архитектуре церкви. Конечно, всего целесообразнее было бы изготовить новые статуи, но это в план восстановления не входило, потому что превышало средства, какими располагал мой гостеприимец для своего предприятия. Однако все ниши, и пустые тоже, были, если в них оказывались какие-то повреждения, приведены в хорошее состояние. Восстановлены были и консольные крыши над ними со своими орнаментами. Был составлен план внутренней окраски церкви, по которому некаменным ее частям следовало придать какой-то неопределенный цвет, чтобы они больше походили на некрашеный материал. Ребра свода, камень которых не был покрыт краской, как и все другое из камня, оставили в неприкосновенности, чтобы впечатление производило само вещество поверхности. Там, где со стремянок нельзя было дотянуться кистями, уже возвели леса. Конечно, исправить в церкви следовало бы и многое другое. Закрыли обшивкой старинный клирос и выложили совершенно новые стены для хоров, прибавили часовенку новейшего стиля, а часть стены бокового нефа разобрали, чтобы сделать углубление для нового придела. Все эти ошибки из-за недостатка средств исправить нельзя было. Главный алтарь старинно-немецкого стиля сохранился. Роланд сказал, что это счастье, что в прошлом веке уже не было столько денег, сколько в пору строительства этой церкви, а то бы, конечно, убрали первоначальный алтарь и заменили его сооружением в отвратительном вкусе прошлого века. Мой гостеприимец осмотрел все, что тут делалось, и стал советоваться с Ойстахом и Роландом, призвав и меня, держаться ли во всем принятого плана или, затратив умеренную сумму, прибавить к первоначальной наметке что-то, в чем церковь нуждается и что способствовало бы ее украшению. Мои спутники очень скоро пришли к согласию, поскольку стремились они к одному и тому же и их знания по этой части подводили их к одинаковому результату. Я мало что мог сказать, хотя меня и спрашивали, ибо, с одной стороны, был слишком мало знаком с имевшейся основой, а с другой, мое знание деталей искусства, о котором тут шла речь, никак не могло сравниться с познаниями моих друзей. Священник принял нас очень приветливо и хотел приютить всех нас в своем маленьком доме. Мой гостеприимец это отверг, и мы как-то устроились на постоялом дворе. Но изъявлять моему гостеприимцу свою почтительность и благодарность этот скромный священник не уставал. Явилась также делегация нескольких членов общины, чтобы, как они сказали, засвидетельствовать свое почтение и выразить свою благодарность. И правда, глядя на стройные, благородные очертания этой церкви, одиноко стоящей на своем холме в отдаленной части страны, где ее никто не стал бы искать, видя сделанные уже улучшения, вернувшие ее изящным формам подобающее им достоинство, нельзя было не порадоваться, что чистый, синий воздух снова овевает это чистое, простое здание, как овевал его тогда, когда оно, по замыслу давно умершего мастера, вышло из рук рабочих людей. И в самом деле, нельзя было не проникнуться благодарностью от того, что есть на свете такой человек, как мой гостеприимец, который из любви к прекрасным вещам и, надо, пожалуй, прибавить, из любви к человечеству жертвует частью своего дохода, своего времени и своих сил, чтобы спасти что-то благородное от гибели, показать людям нечто благообразное и высокое, чтобы они, если у них есть на то способность и воля, могли вознестись душой.