Бабье лето

Ойстах был, как обычно, мил и любезен. Но от него исходило еще больше тепла, чем в прежние времена. Одобрение со стороны именно этого человека радовало меня необычайно. Он показал мне все, что находилось в работе и что за последнее время добавилось к уже имевшимся вещам, чертежам и сведениям. Он сказал, что мой гостеприимец вскоре посетит одну довольно отдаленную церковь, которую восстанавливают за его счет, и что он хочет пригласить меня поехать с ним. Среди всех вещей и материалов я не увидел очень красивого мрамора, подаренного мною моему гостеприимцу, и вообще не знал, делается ли из него что-либо. Никто об этом не говорил, а я и не спрашивал. Я только наблюдал порой за работами, которые шли в столярной мастерской.

Роланда, как обычно летом, не было в Асперхофе. С Ойстахом я осмотрел также картины моего гостеприимца, его гравюры на меди, его резные изделия и его мебель. Мы говорили об этих вещах, и я старался лучше понять их ценность и значительность. Побывал я также в библиотеке, в мраморном зале и на известной лестнице. Как величественна, благородна и чиста была стоявшая на ней статуя по сравнению с нимфою в гроте штерненхофского сада, которую я так полюбил в последнее время! Я упросил своего друга отпереть мне комнаты, где живут, когда гостят в Асперхофе, Матильда и Наталия. Дольше, чем в других, я пробыл в той последней комнате с потайной дверью, которую назвал розой. Меня овевали спокойствие и ясность, воплощенные во всей стати Матильды, являвшие себя в красках и формах комнаты, чувствовавшиеся в несравненных картинах, висевших здесь.

Сходили мы и на хутор. Люди встретили меня там почтительно, показали мне все помещения, объяснили, что в них находится, над чем там трудятся, для чего они служат и что изменилось за последнее время. Управляющий хутором особенно радовался новой, улучшенной им самим породе жеребят и выводку всех заведенных моим гостеприимцем пород кур. Когда мы удалялись от хутора и нам навстречу неслось из сада многоголосое пенье птиц, я, оглянувшись, увидел, что в подворотне собралась и глядела нам вслед группа девушек в синих передниках.

Хотя я и понял, что стал предметом внимания, никто не обронил и слова, которое намекнуло бы на причину этого внимания.

Густав, вначале выразивший мне свою радость, что все вышло так, как вышло, и что никто из тех, кто желал этого, его сестру не увел, теперь о данном предмете не заговаривал и только еще больше, если это было возможно, прикипел ко мне душой. Наконец и мой гостеприимец сказал мне о поездке в церковь, о которой говорил Ойстах, и пригласил меня тоже поехать. Я принял это приглашение.