Бабье царство. Русский парадокс

Объяснила она Дидро и невозможность отмены крепостного права: «Богатство и счастье крепостных людей составляют единственный источник нашего собственного благосостояния и материальной прибыли; при такой аксиоме надо быть дураком, чтобы истощать родник личного нашего интереса. Помещики образуют переходную власть между престолом и крепостным сословием, и потому для нас выгодно защищать последнее от хищного произвола провинциальных начальников». «Если бы государь, разбив цепи, приковывающие крепостных к их помещикам, в то же время ослабил кандалы, наложенные его деспотической волей на дворянское сословие, я первая бы подписала этот договор своей собственной кровью. Но вы извините меня, если я замечу, что вы смешиваете действие с причиной: образование ведет за собой свободу, а не свобода творит образование. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они сами захотят быть свободными, потому что поймут, как надо пользоваться свободой без вреда для других и плодами ее, столь необходимыми каждому цивилизованному обществу».

«Впрочем, – успокоила она философа, – крепостное право отменится само!»

«Можно издать указ: если кто-нибудь будет продавать землю, все крепостные становятся свободными с минуты покупки земли новым владельцем. Нетрудно представить, что в течение ближайшей сотни лет большая часть земель поменяет хозяев – и вот уже народ свободен… И без всяких потрясений!»

Она отлично знала, что такой указ не понравится дворянству и потому издан быть не может, но… Но для бесед с Дидро сгодится. Она попросила Дидро не называть рабами крепостных крестьян и объяснила, что они у нас «свободны душой».

Беседы с Дидро были так страстны, что в порыве спора он хватал ее за руки, и она жаловалась – после споров с Просветителем на нежнейшей коже Императрицы оставались синяки.

Если бы она сказала Дидро правду… Если бы объяснила самое позорное и страшное: рабовладение стало неотъемлемой частью жизни страны. И половина ее населения уверена, что порядок, при котором другая половина сограждан должна быть их рабами, – единственно возможный, он освящен Церковью. Вот, например, наш великий поэт-гуманист Державин. Он пишет о том, как повелел высечь скотниц за дурной присмотр за скотиною. Но, как и положено доброму помещику, старую скотницу поэт приказал сечь поменьше…

Или другой хороший помещик – наш великий полководец Суворов – заботливо подсказывает управляющему, как позаботиться о размножении в его имении… Нет-нет, не скотины, а крепостных людей: «Дворовые парни как дубы выросли, купить им девок. Лица не разбирать, лишь бы здоровы были… Девиц отправлять… на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно». Так женили рабов-соплеменников, точнее, спаривали, как животных. Пушкин писал: «Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли она вышла замуж? «По страсти, – отвечала старуха, – я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь».

Автор знаменитых мемуаров, просвещеннейший добрый помещик Андрей Болотов, чтобы отучить от пьянства крепостного столяра, придумал сечь его порциями – так чувствительнее. Сыновья посмели вступиться за отца, даже погрозили помещику. И он этих «сущих злодеев, бунтовщиков и извергов» велел заковать в цепи и посадить на хлеб и воду до покаяния. Даже революционерка Дашкова пылко объясняла Дидро в Париже необходимость крепостного права – основы благосостояния дворян.

И духовенство мирилось с этим нарушением всех человеческих и божеских заповедей. И истово проклинало тех, кто смел выступать против заведенного порядка. И Екатерина, рассказывавшая Дидро те же байки, которые писала Вольтеру, – о крестьянах, которые поют благодарственные молебны, танцуют и веселятся, если бы она прочла ему то, что напишет для себя… И хотя мы уже цитировали эту запись, повторим ее снова, она заслуживает повторения: